Николай Мординов - Весенняя пора

— Посмотрим! — злобно пробормотал шаман.

— Докажи, — улыбнулся фельдшер.

После такого непочтения к шаману фельдшер должен был в ближайшие три месяца умереть или тяжело захворать. Люди очень заинтересовались судьбой русского и часто справлялись друг у друга, не болеет ли он. Но на протяжении трех месяцев у фельдшера даже легкого насморка не было.

И распространились по наслегу слова шамана Ворона, будто якутский черт не может съесть русского человека. А вот Афанаса-якута он съест наверняка. Так в спор с шаманом вступил и Афанас. Стали ждать, когда с ним стрясется беда.

Но и с Афанасом ничего особенного не случилось, кроме того, что однажды на неводьбе он провалился в прорубь, через которую вытаскивали невод. Однако Афанаса сразу подхватили и вытащили десятки рук, а веселый Эрдэлир усадил обледенелого друга на резвого фельдшерского коня и привез его в ближайшую от озера юрту. Под страшный визг убегающих в хотон женщин Дмитрий сорвал с Афанаса всю одежду, растер и обогрел его. Тем дело и кончилось.

Говорят, правда, что, когда вытаскивали невод с рыбой, над озером кружили два крикливых ворона. Некоторые полагали, что это и были шаманьи вороны. Но все-таки Афанас не поддался шаману. А все, оказывается, потому, что, живя в аптеке, он пропах дурным запахом русских снадобий, и это весьма противно чертям. Вот с тех пор и отступил шаман Ворон перед молодым голубоглазым русским.

Влияние фельдшера заметно сказывалось и на учителе, а через него сообщалось и ученикам. В школе не только был снят запрет с якутского языка, но и стали почитывать переводы русских стихов и рассказов, собирать оригинальные якутские песни. Заметно ослабевал страх перед попом, дети уже не так готовились к его урокам, а в зимние холода перестали снимать перед ним шапку и неохотно ходили в церковь. А поп, который все больше и больше злился, стал чаще наказывать ребят. И ненависть к попу все росла и росла.

Больше всего говорили тогда в наслеге о войне. Разные, слухи распускали в народе поп, князь и начальник почты Тишко. Но рассказывали о войне и фельдшер Бобров и учитель Кириллов.

— А кто сказал? — спрашивали теперь о любой новости. — Фельдшер или Тишко? Учитель или поп?

В богатых юртах появились портреты царя с семейством и плакаты, зовущие жертвовать на войну. В церкви часто служили молебны о ниспослании победы русскому императору. По словам попа и его друзей, государь давным-давно одолел бы царя немецкого, но этому-де мешают внутренние враги — нехристи, многие из них, такие, как фельдшер Бобров, сосланы сюда, в Якутскую, область, и теперь здесь мутят умы доверчивым людям, внушают им неуважение к вековым порядкам власти и церкви, установленным великим российским царем.

Незадолго до пасхи на одной из таких проповедей в церкви случайно оказался Федор Ковшов, сын Оконона. Поп, по обыкновению, поносил «внутренних врагов» и для примера напомнил о бунтовщиках «романовцах».

— Вспомните, как двенадцать лет назад, — говорил он, — государственные преступники восстали в нашем городе Якутске с целью перебить всех честных людей, разрушить храмы божьи и передать власть убийцам, находящимся в тюрьме! Подняв свой антихристов красный флаг, эти разбойники…

— Ложь! Ложь! — загремел чей-то голос, и, расталкивая молящихся, разгневанный Федор Ковшов протиснулся вперед. — Ты лжешь! Не верьте ему! Это не разбойники, а хорошие, честные люди. Они добивались справедливости, а с ними жестоко расправились.

— Пошел вон! — закричал поп, ударив кулаком по аналою. — Пошел! Здесь церковь, а не… не…

— Я тоже тогда был в городе! — кричал Ковшов попу. — Разве ты не видал, как в них стреляли? Что, у тебя тогда глаза лопнули?

— В разбойников…

— Разбойники — это вы! И вы еще ответите за кровь этих прекрасных людей! Ответите!

И под разноголосый шум толпы Ковшов вышел из церкви.

Пасха в этом году прошла оживленно. Опять вою ночь не прекращалось хождение между церковью и школой.

В переполненном классе Бобров рассказывал собравшимся о войне. Переводил Афанас.

— Царь терпит поражение за поражением. Миллионы безоружных и голодных русских солдат погибают в огненном шквале войны. Эта война идет не в защиту родной страны, ее затеяли цари и богатеи, чтобы забрать земли чужого государства, чтобы сделать рабами народы чужих стран. В каком бы государстве ни жили люди, на каком бы языке ни говорили — все они стонут под тяжким гнетом богачей. И потому каждый народ должен прежде всего бороться против своего царя, против своих богачей и тойонов. В центре России передовые рабочие фабрик и заводов поняли это и восстают против царской власти. Лучшие солдаты воюющих армий встречаются тайно от начальства и братски беседуют между собой: «Ты солдат, я солдат, оба мы батраки, обоих нас давят богатеи, так зачем же нам убивать друг друга, зачем пускать по миру детей и жен наших?» Лучших людей из народа — большевиков — царь заковывает в кандалы, гноит в тюрьмах, ссылает, расстреливает. Много таких людей, которые, не страшась ни пыток, ни смерти, боролись за народное дело, пригнали и в наш Якутск и в наши улусы.

Несправедливая власть обязательно рухнет, хозяином жизни станет трудовой люд, все народы России будут братьями. Мир перестанет плакать кровавыми слезами, развеется гнет, и воссияет солнце свободы.

Как только фельдшер кончил говорить, послышался громкий голос Дмитрия Эрдэлира:

— Вот послушал я да подумал — и что же получается? Два богача заспорили о меже, а ихние батраки стали из-за господской земли друг другу ребра ломать. А ведь кто из богачей ни заберет покос, батраки все равно только лишние мозоли на ладонях наживут…

— И верно! Им — богатства, а нам — мозоли!..

— А как же, Эрдэлир прав. Светлая у него голова. Да и то сказать, уму якутского человека сам царь дивился, — послышался откуда-то голос Андрея Бутукая.

Учитель Иван Кириллов говорил о церковных праздниках и о том, что наиболее вредным из них является пасха с ее поцелуйными обрядами. Рассказал он и о микроскопе, в который можно увидеть микробов, маленьких-маленьких червячков, тех, что переносят болезни от больных людей к здоровым.

Все были немало удивлены, увидев в книге изображение этих самых червячков, носителей какой-то страшной болезни…

Во время игр, как и всегда, отличался ловкостью и гибкостью Иван Малый. Потом мерились силой. Поднимая тяжести, состязались в крепости рук, определяли, кто в этом году стал сдавать, кого придавили снега прожитых зим, а в ком весна пробудила новую силу. Всех сильнее оказался Лука Губастый.

Когда учитель объявил, что ребята будут читать стихи, с разных сторон послышались заказы:

— Давайте про Короленко!