Федор Панфёров - Борьба за мир [2-я редакция]

— В городке Чиркуле.

— Скажите, например, можно в течение недели неожиданно перенести завод в другое место и выпускать там моторы?

— Ох, нет! Год понадобится.

— А тут хозяйство неизмеримо больше вашего. Страна нам прислала сюда столько, что если бы все это повернуть на мирное строительство, мы воздвигли бы два-три новых Орла. Как ты думаешь, генерал? — обратился он к Макару Петровичу.

— Пять, — сказал тот и повторил: — Пять.

— Подсчитал. Не три или четыре, а пять. Так вот какое хозяйство, Николай Степанович… если не больше, — чуть подумав, сказал Анатолий Васильевич. — Ваш завод невозможно неожиданно перенести в другое место, а здесь в начале наступления подобная неожиданность немыслима: удары для прорыва накапливаются месяцами; месяцами стягиваются пушки, минометы, пулеметы, танки, самолеты, подвозятся снаряды, горючее, войска, продовольствие, строится встречная оборона. Неожиданно перекинуть все эти колоссальнейшие материальные и людские силы немыслимо… Иначе — авантюра.

— Да ведь в конце концов война и есть авантюра: военачальнику разрешено все — обман, подкупы, убийства, неожиданные выступления, — проговорил Николай Кораблев, все еще не отрывая взгляда от карты.

— О-о-о! Нет. Война — это наука, с такими же законами, как и математика: военачальник должен разбить противника до выступления. Он этого не сможет сделать, если будет руководствоваться только обманом, подкупами. Обман, подкупы, убийства — это десятистепенное. У Гитлера на первом месте обман, подкупы, убийства, другими словами — авантюра… И такая авантюра непременно приведет к краху, — и в то же время командарм подумал о том, что у врага мощная техника и армия его еще очень сильна.

— А чего же вы так волнуетесь? — заметив замешательство командарма, проговорил гость.

— То есть? — недоуменно спросил Анатолий Васильевич.

— Раз вы уверены в крахе противника, почему же так волнуетесь?

Анатолий Васильевич отступил на шаг от Николая Кораблева и, тоненько улыбаясь, окинул его взглядом:

— Почему я волнуюсь? Нет, это не то — «волнуюсь». Я чрезвычайно напряжен, потому что мы собираемся выступать на сцену и нам надо все предвидеть, все учесть.

Николай Кораблев понял, что Анатолий Васильевич сейчас находится в таком состоянии, когда у него обо всем можно спросить, и он, без страха очутиться в наивном положении, стал быстро задавать вопросы, волнующие его самого:

— А вы в точности учли силы врага?

— Врага, который стоит перед нашей армией, — Анатолий Васильевич провел карандашом по карте против своей армии, — мы видим как голенького и знаем, какие у него силы, где расположены, чем вооружены, какова там оборона, кто командует — дурак или умный в военном отношении. Все это нам известно. И известно, что он еще очень силен, несмотря на то, что под Москвой получил сильнейший удар, и еще более сильный под Сталинградом.

— И известно, где и когда враг выступит? — спросил Николай Кораблев.

Анатолий Васильевич некоторое время о чем-то думал, затем развел руки.

— Хвастаться не буду: не знаю.

Николай Кораблев ждал, что командарм расскажет ему о самом главном: в каком месте и когда немцы выступят, — а тут «не знаю». Он посмотрел в глаза Анатолию Васильевичу и, видя, что глаза у того по-умному задумчивые, а не с хитрецой, решил про себя: «Нет. Он серьезен», — и растерянно пробормотал:

— А тогда как же работать, воевать, если не знаешь? И никто не знает?

— Эко, оторвал!.. Даже побледнел, — смеясь, проговорил Анатолий Васильевич. — Нет. Я уверен, Генштабу известно все. Понимаете, все: и где немцы сосредоточили основные силы, — стало быть, намерены нанести удары, — каковы их общие силы, и даже известно, в какой день и час они хотят выступить. Но ведь возможно и другое: Главное командование даст нам приказ выступать. И это возможно. Почему вы все время спрашиваете, когда немцы выступят, а не мы?

— Я вообще спрашиваю: когда?

— Когда? Этим интересуемся мы все и вся наша страна, — Анатолий Васильевич, как-то холодея, повернулся к Макару Петровичу, видимо намереваясь закончить разговор о состоянии на фронте.

Николай Кораблев, боясь именно этого, торопливо проговорил:

— Простите за назойливость. Но план вам известен? План?

Анатолий Васильевич опять стал таким же — готовым к разъяснениям.

— План? — спросил он в свою очередь. — Генеральный план наступления? Вижу, вы с ног до головы гражданский человек и думаете, если вам как директору завода известен генеральный план наркомата, да не только, полагаю, наркомата, то и нам известен генеральный план наступления, — он покачал головой. — Не-ет. Мы к этому не прикасаемся, как к святая святых. Такой план безусловно есть.

Николай Кораблев вздернул плечи.

— Почему вы говорите гениален, если он вам неизвестен?

Анатолий Васильевич задумался, затем сказал:

— Видите ли, я знаю, что в Генеральном штабе разрабатывают планы талантливейшие полководцы, что нам известно по побоищу под Москвой и особенно по Сталинградскому разгрому врага. А теперь вижу гениального коллективного полководца вот здесь, под Орлом. В чем это сказывается?.. Можно разработать очень талантливый план наступления, но он может остаться произведением военного порядка для потомства, если не будет подкреплен материальными и живыми силами. Материальные силы у нас ныне превосходны, мы ими блестяще оснащены.

— А я еще видел, что двигается сюда с Урала, из Сибири.

— Да только ли с Урала и из Сибири? Со всех концов страны двигаются к нам материальные силы. Их даете нам вы, под руководством партии. Но для проведения в жизнь гениального плана нужны не только материальные силы — пушки, танки, самолеты и прочая, прочая, но и главным образом живые силы, то есть люди, умело и беззаветно выполняющие волю автора плана. Эти силы нам тоже даете вы. Но обучать их приходится нам. К нам в армию идет человек сознательный, который любит жить, мирно и честно трудиться, а тут ему надо убивать… и умирать. Сейчас и живые силы у нас превосходны, — Анатолий Васильевич, радостно поблескивая глазами, чуть подождал и уверенно добавил: — Вот, судя по этим основным признакам, Николай Степанович, я и утверждаю: генеральный план наступления гениален, — он неожиданно смолк и, улыбаясь, стал внимательно смотреть в окно.

— Значит, вы… вы… — раздумчиво произнес Николай Кораблев.

— Что «вы»? A-а! Хотите сказать, что мы связаны по рукам и ногам генеральным планом?

— Не совсем так. Но мне казалось…

Анатолий Васильевич торопливо перебил его, поглядывая в окно.

— Понимаю, что вам «казалось». Раз, дескать, командарм, то ему предоставлена полная свобода действия. Такая свобода нам дана, как и мы ее даем комдиву, комдив — командиру полка. И так далее… Это во время исполнения задания. Задание намечено — решай его творчески. А до того, пока не подана команда, жди.