Николай Кузьмин - Короткий миг удачи [Повести, рассказы]

Шурочка увидела мужчин неожиданно. Она шла купаться и еще издали услыхала, как кто-то, неистово колотя по воде, кричит на реке ликующим голосом здорового животного. Осторожно пробравшись сквозь заросли к берегу, Шурочка глянула вниз и залилась краской: Петька, голый, неуемно-задорный, с венком на голове похожий на сатира, гонялся по песку за Зюзиным. Горбун, нелепо взмахивая длинными руками, убегал от него, как диковинная неуклюжая птица. Петька догнал его, ловко свалил на песок и, придавив коленом, стал что-то кричать Мосеву, ловя отбивающегося Зюзина за руки и отчаянно хохоча. Шурочке не было слышно, что кричал Петька, но она, по-прежнему краснея, ругая себя и все же не находя сил отвернуться и уйти, продолжала смотреть и улыбаться, пока хохотал, забавляясь с Зюзиным, голый Петька…

Встретила она возвращавшихся с купания мужчин на таком отдалении от берега, что нельзя было заподозрить, подсматривала ли она за ними. Петька с мокрым венком на голове шел без гимнастерки, на его сытом теле еще сверкали капельки воды. Зюзин, невысокий, издали похожий на подростка с сильно поднятыми плечами, не застегнул просторного воротника и с удовольствием подставлял солнцу худые ключицы. Волосы из-под его пилотки свешивались мокрыми прямыми прядями. Было жарко, пересыхала и сильно пахла высокая густая трава. Шурочка, сбивая прутиком белые головки кашки, стояла в тени шелестевшей березки и глядела на сильное тело подходившего Петьки.

— Купаться? — спросил он, и глаза его неуловимо быстро обежали ее всю, остановились на нежном клинышке шеи в вороте гимнастерки. Зардевшаяся, не зная, как он встретит ее после вчерашнего, Шурочка робко кивнула. Глаза ее лучились, и по одному этому ее взгляду ревниво следивший Зюзин понял все. «Зря я, зря…» — неизвестно за что стал ругать он себя. А тут еще Петька, неожиданно расхохотавшись, принялся рассказывать, как он вырыл в песке ямку и пытался уложить горбом в нее Зюзина… Словно жаром окатило Зюзина! Он мучительно поднял нестерпимо огромные, молящие глаза на Шурочку, но она совсем не замечала его, она смотрела на Петьку и смеялась над его хвастливым рассказом.

И только солидный Мосев остановил жадного до дешевых развлечений Петьку:

— Ладно, ладно тебе. Заладила сорока про Якова. Мало ли, что меж мужиками бывает…

Петька умолк, беспечно отвернулся и, крепко обняв Шурочку, уверенно повел ее впереди всех назад, к землянкам. Она схватила его руку, чтобы отвести, но так и не отвела и сначала как бы через силу, а потом охотно пошла с ним рядом. Зюзин шагал за ними, стараясь не смотреть, как Петька обнимает Шурочку, а она все еще держит его руку, но ненавистная гладкая спина, на которой билась зеленая мокрая веточка из надетого набекрень венка, все время была перед его глазами…

— Что-то застряли наши впереди, — попытался завести с ним серьезный разговор Мосев. — Поговаривают, как бы чего не приключилось.

И хотя Зюзин ничего не ответил, но участие Мосева согрело его, он продохнул глубже, как бы отрешаясь от чего-то, а в лагере постарался ничего не видеть и не слышать и, едва представилась возможность, забился от всех и пробыл в одиночестве до самого вечера.

…Сквозь дрему Зюзин слышал звуки тальянки — и ему казалось, что он, молодой, ловкий, быстроногий, играет с девушками на лугу. Парни уже все устали, повалились на траву, и только он никак не угомонится, нет ему усталости. Девушкам это нравится, они кричат уставшим париям что-то обидное и снова пускаются с Зюзиным наперегонки. Но убежать от него невозможно, он быстро ловит их, и они, горячие, ясноглазые, трепещут в его сильных руках Особенно одна из них очень приятна Зюзину. Она нарочно попадается ему в руки чаще других, и он все смелей заглядывает в ее глаза, все сильней и уверенней прижимает ее молодое задорное тело…

Зюзин открыл глаза и несколько минут лежал бездумно. Постепенно очарование сна прошло, он ясно услыхал голос Худолеева, говорившего, что закончилась их спокойная жизнь, — завтра вперед. Зюзин сразу представил себе разбитые дороги, а то и развороченное бездорожье, натужные, срывающиеся ноги лошадей, надсадную маету ездовых и, странное дело, почувствовал облегчение. За заботами, за усталостью, думалось ему, быстрее забудется все.

Он поднялся и поморщился от боли, — спал он неудобно, на спине. «Но ничего, теперь уж не до сна будет».

Был вечер, удивительно тихий и теплый Ездовые курили и скупыми словами обсуждали сообщение Худолеева. Зюзин подошел ближе, на него посмотрел только Худолеев, кутавшийся в накинутую на плечи шинель. Зюзин обратил внимание, что Шурочка сидела одна, Петьки нигде не было видно. Удивляясь тому, как это у него произошло. Зюзин подошел и сел рядом с Шурочкой, о чем-то спросил ее. Она ответила ему очень охотно, — лучше даже, сердечнее, чем раньше, когда он устраивал ее жилье. В сумерках лицо Шурочки показалось ему таким родным и доступным, что в груди его сладко отозвалось: уж не она ли пригрезилась ему во сне?

Густой, прокуренный голос Мосева произнес:

— Значит, опять ломать лошадей…

Худолеев отозвался неуверенным слабым тенорком:

— Пока сказали так. Может, еще какие распоряжения будут…

Мосев неожиданно, как это часто бывало у него в разговоре, сказал:

— Дома, на задах, у меня банька стоит. И каменка же!.. Во сне почему-то стал часто видеть.

Где-то в стороне подала тонкий певучий голос тальянка. Все повернули головы. Трогая клавиши инструмента, медленно подходил Петька. Зюзин почувствовал, как подобралась, насторожилась Шурочка. «Ждала…» Петька подошел, развязно отставил ногу.

— Ну что, зазнобушка, пойдем, что ли. Поиграю тебе напоследок. Завтра, думаю, не до этого будет.

Зюзин весь похолодел, — настолько это показалось ему вызывающе бесстыдным. Смешалась и Шурочка.

— Поиграл бы здесь. Куда идти…

— Здравствуйте! — уязвленно усмехнулся Петька, зная, что сейчас ему никак нельзя посрамить своего молодечества. — Пошли, пошли. Чего еще!

И, не давая ей сказать, он повернулся и пошел. Зюзин сбоку наблюдал за Шурочкой. На лице ее были стыд и отчаяние, она несколько раз подняла и опустила голову. Петька уходил, не оглядываясь. На его сильном плече чернел ремень тальянки, он шел и наигрывал… Внезапно Шурочка решилась, — вскочила и, путаясь ногами в траве, мелко-мелко заспешила вслед за Петькой. Смотреть, как она с опущенной головой догоняла его, было нехорошо. Вот она догнала, коснулась его руки и что-то сказала, заглядывая в лицо. Петька, не переставая наигрывать, продолжал идти все тем же уверенным, ровным шагом. И все увидели, что Шурочка смирилась — молча и покорно пошла рядом.

— Вот как их, сучек, надо! — желчно хохотнул кто-то из ездовых.