Александр Котов - Похищение Прозерпины [Рассказы гроссмейстера]

Евгений познакомил Полинс со своими товарищами, и вскоре ее голосок был слышен во всех номерах, занятых советской делегацией. Кто на английском языке, кто на немецком, кто просто на языке жестов — все пытались что-то рассказать Полинс. Как всем приезжавшим в то время в Голландию, русским выдали продуктовые карточки, а ведь известно, что мужчина лучше просидит весь день голодным, чем пойдет в магазин за продуктами, да еще по карточкам. Полинс охотно взяла на себя эту заботу и вскоре превратилась в хлопотливую хозяйку.

Через несколько дней Полинс настолько привыкла к своим новым друзьям, что не чувствовала неудобства, оставаясь в обществе нескольких мужчин; порой ей казалось, будто они с ней давным-давно знакомы. Ни один из этих молодых людей ни разу не сказал при ней какой-нибудь двусмысленности, не допустил ни малейшей вольности.

Неожиданно заболел Вано Думбадзе — не выдержал изменчивого голландского климата. Это ослабило советскую команду и сделало задачу остальных более трудной.

Евгений попросил Полинс присмотреть за их товарищем. Когда вечером русские вернулись в отель, в номере больного все было прибрано, на тумбочке у постели стояла вазочка с фруктами и букет ранних цветов — Полинс купила их на собственные деньги. Русские оценили ее поступок — они уже знали, какая мизерная зарплата у горничных и как бережливы и экономны голландские женщины.

Наступила весна, снег стаял, на клумбах у отеля завозились старательные садовники; пригороды Гааги запестрели прямоугольными полями распустившихся тюльпанов. Люди потянулись к морю.

В воскресенье русские тоже пошли погулять по набережной. Полинс с балкона смотрела, как они несколько раз прошлись под окнами отеля. Стояла чудесная погода, свежий ветерок доносил до Полинс привычный запах соленой морской воды. Далеко во все стороны раскинулось потревоженное ветром Северное море; всюду виднелись бесчисленные гребешки волн с бурунчиками белой пены.

На набережной царило оживление, хорошо знакомое Полинс. Вон там важно и чинно, словно серые гуси, выступают семьи известных в Гааге богачей. Не дай бог, кто-нибудь из посторонних случайно окажется в их компании — его встретят молчаливые удивленные взгляды и недоуменно поднятые брови. А там, у самой воды, с азартом болтают друг с другом рыбачки. Им не страшен мокрый песок: тяжелые башмаки, выдолбленные из целого куска дерева, надежно предохраняют от сырости. «В церковь ходили: надели лучшие черные платья и черные чулки, — подумала о рыбачках Полинс. — Белоснежные воротнички накрахмалены, наглажены».

Взгляд девушки остановился на колясках инвалидов, ревматиков. Они выбрались из домов погреться на солнце. Так, наверное, греется на солнце в этот яркий день и ее отец. Сгорбленные, согнутые болезнью, старики молчаливо смотрели перед собой и были похожи на жутких черных птиц.

— Полинс, идите к нам! — послышался вдруг голос Евгения.

Под балконом стояли русские. Девушке захотелось спуститься к ним, пройтись по набережной, поболтать, посмеяться. Но это нарушение правил приличия. Нет, лучше не надо!.. И она лишь помахала рукой своим друзьям.

Вечером Евгений возвращался к себе в номер. В полутемном коридоре вдруг кто-то стремительно бросился к нему.

— Хэлло! Хау ду ю ду! Добри вечер!

Это был Арнольд Дэвис, только что прилетевший из-за океана. Вид Арнольда всегда вызывал ощущение чего-то слишком уж четкого, аккуратного. Его редкие светлые волосы неизменно были гладко расчесаны, с идеально прямым пробором; правильные черты лица казались выточенными искусным гравером. На нем был элегантный, широкий, почти до колен светло-коричневый пиджак и узкие темно-синие брюки.

— Как поживайт? Ваше здоровье! — вспомнил Арнольд немногие известные ему русские слова.

Они поговорили о последних новостях, об общих знакомых, о предстоящих делах. Арнольд самую незначительную новость встречал так бурно, таким раскатистым смехом и громким возгласом «Хо-у-у!», будто ему сообщали, что он получил миллионное наследство. При этом он размашисто и сильно хлопал собеседника по плечу: «О'кэй!»

Они уже собирались расходиться, как вдруг Арнольд толкнул Алимова в бок.

— Смотри, смотри, какая девочка!

По коридору к ним приближалась Полинс. Арнольд не спускал с нее глаз, Поравнявшись с ними, Полинс улыбнулась Алимову и прошла мимо.

— Поздравляю, Евгений. Хороша девочка! — завистливо сказал Дэвис.

…Первый раз Алимов встретил Дэвиса года два назад в одном из маленьких городков на севере Голландии. Там они прожили вместе в одной гостинице около месяца. Евгений и его товарищи сразу оценили деловитость и большие познания Арнольда. Остроумный, общительный и жизнерадостный, Арнольд быстро сходился с людьми, подкупал их простотой обращения. Он был достаточно образован, разбирался в вопросах искусства, хорошо знал музыку. И самое главное, он был хорошим товарищем, искренне веселил всех в минуты отдыха. Он не скупился: приглашая в ресторан, угощал даже случайных компаньонов. Когда ему заметили, что не обязательно брать на себя расходы, Арнольд воскликнул:

— У нас тоже широкая душа! Как и русская!

Гуляя как-то по городку, Алимов и Дэвис очутились в маленьком уютном садике. Здесь были клумбы цветов, причудливо подстриженные кустики и даже лабиринт из зарослей дикого винограда. Посредине маленькой зеленой полянки, за невысокой изгородью, стояла низкорослая старая яблоня; ствол ее был побелен известью; ветки с яблоками, несмотря на подпорки, клонились к земле.

Арнольд решительно перешагнул через изгородь и пошел к дереву, ступая мокасинами по зеленой, ровно подстриженной траве.

— Эту яблоню посадила какая-то королева! — крикнул он, прочтя надпись на дощечке под деревом. И тут же сорвал яблоко, попробовал, поморщился: «Бр-р-р! Кислое!» Бросив его наземь, сорвал другое.

— Что ты делаешь, Арнольд? Это же музей!

— Ну и что ж! В крайнем случае заплачу штраф, — спокойно ответил Дэвис.

В другой раз, осматривая выставку уникальных изделий голландских кружевниц, Арнольд стал упрашивать девушку-гида помочь ему купить понравившийся экземпляр.

— Как? Нельзя продать? — удивленно спрашивал он.

Евгений так и не определил: действительно ли Арнольд не понимал, что это музейный экземпляр, рисовался ли он, или это была просто капризная настойчивость.

Власть денег Арнольд распространял и на женщин.

— Любовь, сила деньги — против этого не может устоять ни одна женщина, — заявил он как-то в минуту откровения.

Евгению далеко не все нравилось в Арнольде, в присутствии Дэвиса его не покидало неизменное чувство настороженности.

Однажды несколько шахматистов из делегаций разных стран собрались в большой гостиной. Арнольд был в ударе и смешил всех, забавно пародируя общих знакомых. Но Евгению не было весело. С каждой минутой становилось темнее: надвигалась буря. Из окон было видно, как по взбудораженной водной поверхности яростно мчались высокие островерхие волны, грозя все снести на своем пути. Хлопья туч тонули в морской пучине, море смешалось с небом.