Юрий Гейко - Твой друг. Сборник по собаководству. Выпуск 3

Нет, много я повидал диковин, больших и маленьких, на голограммах, в чучелах и живьем, но впечатленцы до сих пор поражают меня. Мы были потрясены, узнав, что питаются они пищей духовной — чистым созерцанием красоты. Так сказать, хорошими впечатлениями, за что и название свое получили…

О чем это я? Ах, да, об отдыхе. Занимается каждый своим делом. Вася, знаток телекинеза, сам с собой за двоих в пинг-понг играет, Лев Матюшин читает справочник гиппопотамовода-любителя и хихикает чему-то, картограф пишет портрет, а я удаляю из мозга осколки черепной кости. Капитан же, налюбовавшись впечатлением, стал рассматривать портрет.

— Любимая девушка, — застенчиво объяснил картограф. И добавил: — По памяти рисую. Генетической.

— Сильная вещь, — одобрил капитан. — Кстати о красоте: ты куда собаку дел? — это он уже у меня спросил.

Отвлекаться во время операции нельзя, и я не задумываясь ответил:

— Куда б я ее дел? Не девал я ее.

— Я спрашиваю, где Тишка?

Тут только до меня дошло, что капитан спрашивает, где Тишка? Где она может быть? Ну, сидит как обычно в кресле, чтобы ее мог видеть каждый и она видела всех. Каждая собака так любит. Но в кресле ее не было! В результате судорожного аврала, возникшего стихийно, было установлено, что Тишки нет ни на катере, ни в его окрестностях. Ничего себе, сюрприз!

Когда мы отдышались от беготни и криков, капитан никого не упрекнул.

— Собаки нет, — констатировал он. — А с орбиты мы должны стартовать через три оборота. Значит, Цедну мы должны покинуть завтра в это же время, чтобы за оставшихся два оборота подготовиться к старту. Спрашиваю всех, что будем делать?

Наш капитан не терпел совещаний. И если он сказал: «спрашиваю всех», то, значит, положение было из ряда вон. Надо было что-то делать.

Тут я поступил так, как поступил бы каждый член нашего экипажа. Сделал шаг вперед и сказал:

— Капитан, это я проворонил Тишку, И если мы все улетим, то она может плохо о нас подумать. Но и оставаться всем не имеет смысла. Останусь я один. И если Тишка пока еще не съедена, я найду ее. Цедна — хорошая планета, ее так и так будут осваивать. Мы с Тишкой здесь подождем.

Я видел, как потупился Лев Матюшин, конечно, потому, что не успел шагнуть раньше меня. Я видел, как дернулся кадык у Васи Рамодина — это он гордился мной.

Капитан долго смотрел на меня в упор, потом качнул головой и сказал:

— Да, непросто командовать такими людьми. Нет, не просто. — Он замолчал, и в тишине было слышно, как сучит ногами мой муляжный больной, видно, я что-то напутал с двигательными центрами. Капитан выключил оперируемого и добавил ни к селу ни к городу:

— Что пеньком об сову, что совой о пенек… — Так он закрыл совещание, не сообщив о своем решении.

На другой день мы не улетели. Капитан поговорил со звездолетом, и там сочли достаточным и одного оборота на орбите для удовлетворительной подготовки к старту. Мы бродили по окрестностям, далеко обходя свиноподобных, которые как нарочно обязательно попадались нам на пути, заглядывали в Щели между скалами, исходили криком у каждой заросли. И все напрасно. Тут кто-то вспомнил, что последним видел Тишку все-таки я, и пришлось дать подробный отчет.

— Все, — говорю, — было, как обычно. Когда я позавчера утром умывался, Тишка обрычала меня за то, что я долго копаюсь. Потом мы с ней ели кашу, и я рассказывал ей, какая она у нас красивая. Какие у нее замечательные блестящие глаза и черненький холодный нос, вокруг которого белый подшерсток, а из темных точек на нем топорщатся усинки…

В этом месте Вася вздохнул.

— Какая замечательная у нее шерстка, желтенькая на животике, коричневая — на боках и почти черная — на спине. И что Тишка может гордиться собой, потому что тот, кто хоть раз видел ее, не может не согласиться, что видел самую красивую и умную из собак. Тишка поощрительно подскуливала, хотя и знала, что я преувеличиваю ее достоинства.

— А ты и не преувеличивал, — прервал меня капитан. — Она такая и была.

Закончили мы погрузку, увязку и утряску, не глядя друг на друга. В должный момент заняли места по вахтенному расписанию, и капитан включил Маком — наш малый корабельный мозг.

— Начнем штатную проверку систем, — сказал он нарочито буднично.

— По какому поводу? — спросил Маком ребячьим своим голосом. В те времена все малые корабельные мозги имели детские голоса, говорят — с целью предотвращения развития комплекса неполноценности у космонавтов.

— По поводу предстоящего старта. — Капитан был печален.

— А вот и нет, — говорит Маком. — А вот и не полетим!

Мы все замерли. Малый корабельный мозг — не более, чем навигационный компьютер. И вот, поди ж ты! А капитан вроде и не заметил нарушения устава.

— В связи с чем не полетим?

— Одного в экипаже не хватает, — ответил Маком.

— Это ты Тишку имеешь в виду?

— Да.

Капитан убрал с клавиш руки, прикрыл глаза. На виске у него билась жилка.

Каждый из нас скорбел о Тишке. Но капитан по долгу своему думал о всех нас, скорбящих, сразу, и он держал себя в руках. Спустя минуту капитан выключил Маком и взял управление на себя.

Предстартовый порядок известен, в нем главное — это забор воздуха в резервуары и сжатие его. При старте с обитаемых планет двигатели сначала работают на сжатом воздухе и уже потом, на высоте десятка километров, начинается подача горючего. Это для того, чтобы не обжечь планету.

Сидим мы, слушаем, как воют компрессоры, и смотрим на пустующее Тишкино кресло: в нем при взлете образовывалась противоперегрузочная ямка точно по Тишкиной фигуре. А капитан угрюмо разглядывает на пульте эргономическую фигу, которая означает, что стартовый комплекс заблокирован, так как трап — он же крышка люка — не поднят.

И вот смолкли компрессоры, капитан навесил над пультом указательный палец, и тут мы вдруг услышали усиленное динамиками Тишкино тявканье.

— Капитан! — всхлипнул кто-то из нас, и палец капитана опустился на клавишу кругового обзора. Вспыхнули экраны. От ближних кустов к нам неслась никем не съеденная Тишка, и встречный ветер сдувал в сторону ее рыжие бакенбарды. Тишка вспрыгнула на поднимающийся трап, сопя и взлаивая взбежала в рубку по винтовой лестнице и с маху кинулась в свою ямку.

Мы стартовали!

Подобной суматохи я за всю свою летно-космическую жизнь не видел. По времени на звездолет мы прибыли впритык. Кинулись по местам, едва в ангаре уравновесилось давление. Только я на секунду задержался, чтобы прижать Тишку сверху пневмоподушкой, чтобы она не выскочила из ямки: помещать ее в компенсан уже не было времени. Буквально на ходу я всадил Тишке под шкурку укол снотворного и успел улечься в свою противоперегрузочную ванну, в упруго-податливый гранулированный кисель компенсана.