Галина Николаева - «Гибель командарма» и другие рассказы

Начинают распускаться гроздья сирени.

Горят огненно-красные высокие дивные тюльпаны. Доцветают желтые нарциссы. В цвету белые. В бутонах пионы. Розы развертывают лепестки.

Много цветов на смородине. В цвету желтая акация.

Горит гербера. Теплятся анютины глазки.

Блистательный царственный день ранней весны!

Над землей белое вишневое облако, а на земле уже лето — огневые солнечные тюльпаны. Точно столкнулись ушедшая зима с наступающим летом в этом дивном весеннем цветении. Зарозовели первые цветы яблонь.

Разгар весны! Белопенный весенний разлив!

Зачем и кому это надо — анонимные письма, зависть, злость?

Или это судьба? Надо платить за счастье с любимым, за счастье творчества, за счастье этих чудных сосен, этого неба?

Или те физические страдания, что щедро отпущены мне, еще недостаточная плата за все?

Надо еще терпеть и зависть, и собственные горькие ошибки, — что может быть тяжелее этого?

Как жить среди всего этого?

На влажной черной земле белые лепестки. Начал опадать вишневый цвет и на прощание заполнил все: и небо, и воздух, и землю. Куда ни взгляни — на ветви или под ноги — всюду нежное белое кружение.

День белой вишневой осыпи, тюльпанов и яблонь.

Вишни еще в белопенном цвету, но побелела земля под ними от осыпи. На смену им заспешили яблони — крупноцветные, розово-белые.

Царственно цветут тюльпаны! Тигровые, зоревые, желто-красные, как огонь, пробившийся из земли.

Осыпается весна. Дни весенней осыпи.

…Весь сад в солнце, в белой вишневой метели, в тополевом, орешниковом пуху…

Весь день под солнцем, на легком ветре кружилось, летало легкое, белое… наполняло воздух, ложилось на руки и волосы, покрывало ступени крыльца, садовые скамейки, выстилало сочную землю перламутровыми разводьями, оседало на ней после полива…

Не помню, уходила ли весна когда-нибудь еще так метельно и ласково?

Тигровые, зоревые тюльпаны в зените — раскрыты пышно, широко.

И в этом щедром раскрытии чувствуется приближение осыпи.

В белой осыпи, в солнце, в зное, в пунцовом глянцевом цветении маков, в щедрости тюльпанов, в первом золоте лилий — уже конец весны, начало пролетья.

Позади чудесный, полный солнца, первой весенней осыпи день. Отгорела, отцвела весна! Выстлала землю белыми лепестками.

Началось пролетье.

С утра дождь-ситничек — теплый, мелкий, глубоко пропитывающий землю, с туманцем, с воздухом, настоянным на свежей зелени.

Он спорит весь день, изредка перемежаясь.

Не буйно, но крупно и сильно цветут яблони.

Зацветает сирень, рябина, боярышник.

Вишни почти все отцвели, и бела темная, влажная земля под ними от только что опавших, еще не потемневших лепестков. Это весна, отпраздновав свой срок, легла на землю, выстлала ее белым, нежным.

Впервые за все годы затеплилась единственная белая свеча на каштане — событие сада!

Раскрылось много ландышей.

Цветут желтые лилии, прячась от дождя, чешский рододендрон выпустил первые розовые цветы — прижился на русской земле.

По-весеннему свежа, но уже по-летнему могуча зелень.

Как жить среди всех сплетен, чьих-то неуловимых, но сознательных козней?

Терпеть, зная, что это плата за творчество, за счастье любви, за собственные мои ошибки?

Терпеть. Не думать об этом. Работать и идти от цветка к цветку. Ждать, пока расцветет сирень и раскроются тюльпаны. И гадать о том, какой будет тюльпан на средине грядки.

И думать о том, что за тюльпанами расцветут пионы, которые мы так выхаживали с осени.

Любить, работать и идти по жизни от цветка к цветку, отмеряя время тюльпанами, пионами, розами…

Возможно ли это?

Вряд ли…

Набрал странные, невиданные оранжевые бутоны чешский гость. В ирисах на стыке зубчатого и обычного листьев появляется овальная тень, отчетливая на сквозном свете. Она вздувается и постепенно отделяется от листьев. Это бутоны!

Дни сирени, тюльпанов и ландышей.

Пышные, нежные гроздья сирени царят над садом.

Привяли первые тюльпаны, но остальные еще держатся, распахнув махровые лепестки с последней щедростью самоотдачи.

Эти строки, а не последующие… Почему эти лучшие?..

Что такое искусство? Предельная обнаженная искренность в высоких порывах человеческой души?

То, что делает человека, людей людьми?

Искусство начинается там, где сердце жаждет: миру совершенства, хорошим людям счастья, человечеству справедливости, где сердце бьется за все это и зовет к этому прекраснейшими из людских слов — словами горячими, горькими, радостными, гневными, кипящими.

Сирень царит над садом.

Пышные и нежные гроздья цвета теплых весенних сумерек.

Тех непередаваемых сиреневых оттенков, что живут на рассвете яркого дня над морем… Цвета теней на предвесеннем мартовском снегу…

Непередаваемый цвет!

Цветут сосны. Золотистые шишечки на ветвях замохнатились.

Как праздничен этот неброский наряд мохнатых ветвей! Словно золотые пчелы сели среди хвои!

Чтобы идти по жизни «от цветка к цветку» — хватает цветов!..

Чего не хватает?

Как ни билась, ничего не могла сделать для Дусиного колхоза.

Бессильна помочь. Бесхозяйственность, командование, бесчеловечность…

Не помогли письма и звонки в обком.

Привычка к командованию там, где все должно строиться на свободе и на сознании трудящихся, в колхозе въелась глубоко, не понимают, что это пагубно. И пока это есть, не спасет ни кукуруза, ни совнархозы, ничто иное!

Не могу ничем помочь и… не могу отгородиться забором из сирени и ландышей…

Цветы не спасают.

Писать об этом — и только об этом — в прозе, в стихах, в тезисах выступлений, в письмах к тому, кто в силах помочь.

В эти дни я твержу эти слова.

Талантливые люди часто несчастны и трагичны в силу слишком большой остроты чувств, не позволяющей фальшивить в искусстве, слишком большой потребности в справедливости.

Я не талантлива, только способна. И когда руками анонимов, сплетников, бездарей, злопыхателей меня касается веяние этого трагизма — это не по праву! Я не в этом высоком ряду талантов — Стендаля и Бальзака, Пушкина и Лермонтова, Маяковского и Фадеева… Меня лишь добирает кто-то «сотой до сотни».