Вера Щербакова - Февраль - кривые дороги

Мария не возражала, и Михаил дал согласие.

— Что ни делается, все к лучшему, Марусенька, — говорил он ей на прощание. — Не буду тебе надоедать. Лето и выходные дни Митя может проводить у меня, и ты не забывай ко мне дорогу, привози Василия, Настю.

— Не беспокойся, на машине к тебе станем прикатывать, — отвечала Мария, обнимая мужа. — У нас в Сокольниках чудесно, а у тебя там райский уголок на Москве-реке. Умели аристократы выбирать места! Ну, не скучай, работай, покажи, на что ты способен.

Так все мечты о театре, известности кончились раз и навсегда. Мария тихо вздохнула: бог с ними, лишь бы не повторялись его срывы.

Михаил, судя по его поведению, тоже не очень тужил о том. Он был польщен пришедшим за ним и его вещами санаторным грузовиком, услужливым шофером и тем, как все родные, все жильцы дома провожали его.

— Не за тридевять земель уезжаю, — улыбаясь, довольный, говорил он, сидя в кабине. — Да и по телефону всегда меня вызвать можно, я справлялся у начальства. Настя, счастливой тебе командировки!

— Спасибо, Миша, это ты мне хорошо пожелал...

Мария смотрела на чисто выбритое, свежее, но уже тронутое по щекам продольными морщинами лицо мужа, на его усыпанные сединой поредевшие волосы и припоминала того смугло-румяного Мишу, практиканта-студента, будущего артиста, олицетворение красоты и образованности для всех барышень городка, и ей становилось жаль мужа, жаль прожитых с ним лет и обидно за него, что он так быстро, не по годам, сдал, словно что-то незаметно подменили в нем, и теперь на него уже нельзя больше положиться, как бывало...

Грузовик тронулся.

— Держись там, Миша, помни о нас! — крикнула ему вслед Мария.

Поезд в город на Волге отходил с памятного Насте по эвакуации Казанского вокзала. Только тогда состав был подан с окружной дороги, уже сплошь забитый вагонами со станками, а люди, ехавшие при них, размещались кое-где. Сейчас у нее был билет в мягкий вагон и вместо наскоро собранного узелка фибровый чемодан, украшенный блестящими пряжками.

Соседка по купе, а это была Антонина, теперь Мохова, чуть ли не в один день оформившая свой отпуск и ехавшая вместе с ней к мужу, который вторую неделю был в командировке в том же городе и на том же заводе, куда направлялась Настя, вертелась, устраивая свои вещи, без умолку болтала, чувствуя себя чуть ли не именинницей за удачно пришедшую в голову мысль организовать себе эту поездку, тем более что Донат Александрович, судя по последнему телефонному звонку, задерживался там на неопределенное время.

— Получит мою телеграмму и — бац, подкатывает его женушка, беги встречай ее!

Василий стоял на перроне у полуопущенного окна в числе других провожающих и, улыбаясь, перечислял полученные наказы: следить за Леней, навестить с Марией Михаила, делая при этом не более шестидесяти километров в час, ну и не забыть просьбу Антонины: позванивать к ним домой, а в случае необходимости оказать посильную помощь Дарье Степановне и Светочке.

Поезд мягко тронулся, Василий сделал несколько шагов за окном.

— Симпатичный все же твой муж, Настя, как я посмотрю... Оставлять такого одного, хотя бы на месяц, знаешь, рискованно! — вдруг ляпнула Тоня.

— Каждый судит со своей колокольни, — не без колкости отвечала ей Настя. — То-то ты мчишься к своему...

— Да, честно говоря, боюсь. Мужик тоже видный, деловой. А молоденьких солдатских вдов нет числа, прилипнет какая-нибудь... Ладно, давай переодеваться подорожному.

Закрыв дверь, Антонина вытащила из чемодана шелковый халат с павлинами, Настя — пижаму.

— Я у тебя не видела такую... Новая? Небесный цвет — находка для блондинки, и домашние туфельки на каблуках! Послушай, не откажи мне дать адрес твоей портнихи.

— Откажу.

— Но почему, почему?

— По очень простой причине. Моя портниха — родная сестра, а она человек занятой, как ты знаешь. К тому же собирается писать кандидатскую диссертацию.

— Да, да, извини. И когда только она успевает?!

Не прошло и получаса, как Тоня, с удовольствием напившись чаю и удобно устроившись на диване, делилась с Настей всеми подробностями удачно законченного обмена комнат, позволившего им съехаться всем вместе в отдельной квартире, где она навела уют по своему вкусу, чем очень угодила Донату Александровичу.

— Признаюсь тебе, Настя, он души во мне не чает, — хвастливо откровенничала Тоня. — И со Светочкой у меня отношения сложились лучше нельзя! А тетя Даша ей вроде бабушки. Напрасно ты опасалась, что у нас не получится семьи. Получилась, и очень даже крепкая! Это тебе и Донат Александрович всегда подтвердит...

— Я рада за тебя, Антоша, за всех рада, — отвечала Настя нашедшей наконец свое счастье Антонине. — Мама тоже очень довольна за тебя!

Донат Александрович встречал женщин на вокзале мало того что с двумя букетами цветов, но и с приятным известием об отдельном номере в той же гостинице, где у Насти была заказана бронь.

Радостно взвизгнув, Тоня повисла на шее мужа и, целуя его, приговаривала:

— Ну и душка ты у меня, ну и душка! Я просто не нахожу других слов... Настя, можешь и ты поцеловать его, разрешаю!

— Спасибо, — с улыбкой отказалась Настя, ограничившись рукопожатием, уже чувствуя себя несколько озабоченной тем, как сложится ее первая творческая командировка, принесет ли она ожидаемые Кириллом Ивановичем результаты.

Разложив вещи в своем номере, Настя опустила в сумочку два оставшихся с дороги апельсина и вышла на улицу поздороваться с Волгой, с городом. Прошлась по центру, застроенному особняками самарских миллионеров. За центром потянулись деревянные постройки людей победнее, но с амбицией, что ни дом, то явные потуги на красивость: стеклянные башенки на покатых крышах, вычурные колонны под балконами с разноцветными стеклами, где распивали чаи купцы второй и третьей гильдии.

К Волге Настя спустилась по наклонной улице, выложенной большими плоскими серыми камнями, по которым ездили еще купеческие пролетки на дутых шинах. Берег реки-труженицы был заставлен пароходами, катерами, лодками. На пристани многолюдно: кто с чемоданами, кто так, бойко торговали галантерейные и продуктовые палатки.

Пароходные гудки низки, басовиты, их не спутаешь ни с паровозными, ни с заводскими. Они почему-то всегда бередят Насте душу: хочется сесть и отправиться в путешествие. Обратно домой, если будет позволять время, она обязательно поплывет по реке!

К своему бывшему заводу Настя поехала на трамвае, а когда, проделав длинный путь, сошла, то не узнала ни заводоуправления — нового четырехэтажного здания, — ни переоборудованных цехов, в ее время стоявших на голом месте, где зло хозяйничал волжский ветер, перекатывая клубы пыли с песком.