Вера Щербакова - Февраль - кривые дороги

Сейчас цехи были уютно припрятаны в кусты сирени, жасмина.

В завкоме Настя застала председателя, бывшего москвича. Он узнал ее, выскочил из-за стола:

— Землячка пожаловала! — долго тряс руку гостьи, а усадив на стул, начал расспрашивать про общих знакомых, хотя раньше они, помнится, даже не здоровались друг с другом.

Когда Настя сказала, с какой целью она приехала сюда, председатель завкома, еще более оживившись, обещал ей создать все условия для сбора материала.

— Будьте уверены, с пустыми руками мы вас не отпустим. Есть у нас одна техническая новинка — на всю страну скоро прогремим! — заверил он Настю.

Получив разовый пропуск на завод, она направилась знакомым путем к ремонтно-механическому цеху.

Кончался седьмой час вечера, работала вторая смена с широко распахнутыми окнами в сад. Из приоткрытой двустворчатой двери цеха тянуло привычным шумом: стучали молотки по металлу, заливались станки. Памятный верстак с тисками стоял все там же, слева от двери. За ним трудились два молодых паренька. Настя подошла к слесарям, поздоровалась, спросила, как работается.

— А вы кем будете?

— Сначала войны ваш верстачок обживала...

— Ну-у-у, из мастеровых, значит?

— Да, работали тут с подругой... — проговорила Настя.

Свое время на заводе Настя распределила так, будто она работала одновременно на нескольких должностях.

По утрам с начальниками цехов, минута в минуту, она шла в директорский кабинет на сводку. Появлялся директор, здоровался, и сводка по выполнению плана по цехам за прошедший день начиналась — точная, сжатая. Директорский голос с добродушной хрипотцой временами приобретал металлические потки, и тогда в кабинете устанавливалась напряженная тишина.

Доставалось чаще всего кузнице и сборочному цеху во главе с бывшим фронтовиком, обладателем трех Орденов Славы, которому Настя почему-то сочувствовала и вполне разделяла его просьбу «подкинуть людей».

— Ну нету, Иван Сазонович, поверь, нету! Мне, начальнику кадров, скоро делать будет нечего... — неизменно отвечал кадровик.

— Пришлите хотя бы практикантов!

— А вот это перспективнее!..

Потом Настя отправлялась по цехам в облюбованные ею бригады. Председатель завкома говорил правду: без материала она не уедет. Его хватит и на вторую, уже задуманную книгу.

Вечер отдавался общественным мероприятиям: заседаниям парткома, комитета комсомола. Удивительно, но факт, здесь все воспринималось острее, выпуклее, нежели дома, на московском заводе, с примелькавшейся массой знакомых людей.

Предусмотрительно прозорлив был Кирилл Иванович, пославший ее «прогуляться»! Он напомнил о себе ночным звонком в гостиницу.

— Разбудил, поди? — весело спросил он, будто сообщал какую-то приятную новость.

— Да, уже заснула. Устаю за день.

— Пишешь или по заводу бегаешь?

Настя промолчала. Ей не понравилось «по заводу бегаешь»...

— Не бегаю, а собираю материал, — поправила она его.

— Не по грибы поехала... «собираю»! — раздалось в ответ. — В материале жить надо.

Настя стеснительно примолкла.

— Ну, чего язык прикусила? — гремело в трубке. — Плюнь на старого ворчуна и пошли его к чертям собачьим, ибо ты теперь вполне можешь обходиться без меня. Я горжусь твоей книгой и недавно, к слову пришлось, рассказал о ней в ЦК. Заинтересовались тобой. Вот напечатаешься и сразу выйдешь в персоны!

— А Аркадий Петрович не станет чинить препоны?

— Кто еще такой? Фу ты... Аркашка! Нашла кого вспоминать. Пусть попробует.

Настя взглянула на часы, они показывали половину третьего.

— Вы что, Кирилл Иванович, с банкета откуда вернулись или просто в хорошем расположении духа?

— Пьян, думаешь? Нет, маковой росинки во рту не держал, а настроение подходящее. Насчет персоны я тебе брякнул — ерунда. Писать хорошо надо — вот наиглавнейшее, а как тебя оценят и оценят ли — все суета... Ну, всего, досыпай. Рад, что потолковал с тобой. Надумаю — нагряну!

И гудки в трубке.

Настя только сейчас заметила, что стоит босая на паркете, а шлепанцы остались на коврике у кровати.

«И для чего, спрашивается, поднял среди ночи, что было уж так необходимо сказать? Да — нагряну... Ой — нет! Напрасно я не сообразила раньше... тут его родина. В депутаты выдвинули. Памятник когда-нибудь поставят. Приедет или не приедет? — гадала Настя, уже лежа под одеялом и с трудом согреваясь. Днем была жарища, ночью — холодно. — Нагрянет — могу собрать чемодан, только и видел он меня. Не достану билета, на товарном поезде до дома доберусь, как во время войны ездили!»

Утром по дороге на завод Настя, как всегда, купила в киоске местную газету, в трамвае развернула ее.

«В наш город вчера прибыл прославленный земляк, писатель...» — прочитала Настя в растерянности. Значит, не из Москвы звонил, а здесь уже где-то, рядом! Не исключено, в «Национале» остановился...

Не раздумывая, протолкавшись к выходу, Настя сошла на первой же остановке и пешком вернулась в номер. По телефону она справилась, живет ли в гостинице московский писатель...

«Не числится!» — ответили ей.

Тогда она позвонила в местное отделение Союза писателей.

— Как же, прибыл! Первый визит нам нанес. А на воскресенье всем отделением пригласил к себе в гости, Кирилл Иванович, когда приезжает, живет по обыкновению на даче обкома партии.

— Спасибо, — поблагодарила Настя и с облегчением

положила трубку. Отпадало самое страшное — он не рядом, а где-то за городом, где имеет возможность созерцать свою любимую Волгу в любой час дня и ночи.

«Нет, так не годится! — с негодованием отвергла свои страхи Настя. — Ну приехал, ну позвонил, хотя не признался откуда, чтобы, наверно, не вспугнуть меня... Жили же мы с ним в одном городе, и ничего... Он делает свое дело, я — свое».

Настя посмотрела на часы. Сводка на сей раз у директора пройдет без нее, да и в бригады она попадает нескладно — к обеденному перерыву...

«И какого черта сама себя наказала... испуганная лань!»

Она вскочила, бросила мимолетный взгляд в зеркало и решительно захлопнула за собой дверь номера. Если повезет быстро поймать такси, еще все поправимо, а день сегодня на заводе обещал быть интересным!

Записная Настина книжка пополнялась день ото дня. Свободными вечерами она корпела над нею: переписывала и дополняла. Напрасно тогда Антонина пробовала достучаться к ней, говоря, что из-под двери виден свет и пусть она пустит ее на минутку.

— Не сердись, занята! — кричала ей Настя.

До конца командировки оставалась неделя. За Кириллом Ивановичем она могла следить по газете: там побывал, тех навестил.

Потом появилась его фотография: в соломенной шляпе набекрень, глаза прищурены от солнца, идет по бескрайним колхозным полям в белой, набитой ветром рубашке. За его спиной угадывается Волга.