Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

Посылаю конец рукописи заказной бандеролью. Прочти и если понравится, то сдай или в «Нов. мир», или в «Красную новь», или в журнал «Октябрь» — в Москве виднее куда сдать. Исправлять можешь беспощадно.

Я спросил Димушку, что написать маме.

Вот его ответ:

«Чтоб она скорей приезжала, или присылала мне ружье, или заводной автомобиль. А если найдешь пистолет стреляльный в магазине, то тоже купи».

Хозяин очень просит прислать ему вместе с нашей посылкой две коробочки питьевой соды. Жду твоего письма. Если с деньгами выйдет задержка, то пришли хоть немного, рублей 10–15. У меня есть еще 3 рубля. Сегодня пойду к торговке, вчера она вещи из-за ливня не выносила. По случаю плохой погоды цены упали — бутылка топлен. молока дошла до 4 рублей. Дим меня очень торопит. Голова у меня прошла, но купаться вряд ли еще придется, — очепь холодно.

Завтра напишу подробнее. Вчера начал писать книгу о Карабугазе. Напиши подробно обо всем — академии, денежных делах и прочем. Если дела сложатся неблагоприятно, то, может быть, лучше мне пораньше вернуться и отработать еще месяц-два в РОСТа, пока соберется гонорар.

Целую. Привет Фраерманам.

Кот.

Позвони Регинину насчет «Снегов» — берет ли он их или нет. Если нет, то надо отнести в «Кр. новь» (по пе «Новый мир») или «Октябрь».

Очень тоскливо без тебя, даже не тянет ловить рыбу.

19 сентября 1931 г. Ливны

Крол, получили твои открытки (последнюю о Фраер-мане). Два дня не был в городе, — снова стоят теплые, но уже осенние серые дни. Сегодня ходили с Димом па Адамовскую мельпицу, поймали рыбы, хозяйка нам ее зажарила, и Дим был в восторге. Второе сегодняшнее событие, — он с Мишей Хворощиным поймал в нашем саду ежа. Насморк у Димушки прошел бесследно <>

Я начал много работать. Выходит как будто бы очень хорошо, несравненно лучше всего прежнего, что я писал о поездке. Очевидно, только сейчас я отдохнул как следует.

Вечера уже стали длинные, — я пишу, Дим рисует бесчисленные фабрики или срисовывает из книг отдельные слова.

У хозяев очень тихо, — все заняты, одна Анфиса и хозяйка бывают дома. Анфиса, по-моему, усиленно портит твой набросок двора. Хозяин сидит сиднем в закусочной и боится, что его «свезут на бугор», т. е. в тюрьму, т. к. до него всех заведующих закусочной сажали по очереди.

Вчера шел с Димом по нашей улице, Дим заставил меня читать фамилии домовладельцев, и неожиданно обнаружилась очень забавная вещь, — все фамилии до одной очень литературные — «Кольцов, Андреев, Федотов (худ.), Бунин, Леонов и даже Бабичев (герой «Зависти» Олеши).

Напиши об Академии. Неужели ты читаешь «Капитал»?

Большую посылку нам не присылай — пришли поменьше — у нас почти все есть. Деньги будут нужны только на дорогу и на мелкие долги (хозяйке за молоко с

12 сент., бабе из Крутого — рублей 5–6).

Дим написал тебе деловое письмо почти без моего участия. Письмо он понимает исключительно как документ деловой.

Отдал долг Мил. Федоровне.

Изводит меня Тузик, за которым приходится прибирать по 30 раз в день. Дим учит его служить.

Пиши. Целую. Кот.

26 октября 1931 г. Москва

Дорогая мама. Завтра — 27 октября — я уезжаю на два месяца в Соликамск и Березники (Северный Урал), и в связи с отъездом столько возни, что нет даже времени написать подробпое письмо. Напишу с дороги — ехать придется трое суток. Еду я от газет. Прежде чем будешь читать мое письмо, условимся, что над прошлым поставим крест и вспоминать его не будем. И у меня были непростительные и тяжелые ошибки, и у тебя были заблуждения. По отношению к Кате ты не права, но об этом я говорить пе буду. Все это прошло, и лучше говорить о будущем.

Второй год мы говорим о том, что было бы прекрасно и для тебя с Галей, и для нас, если бы ты с Галей переехала к нам в Москву. Написать об этом мы не решались после твоего письма, но теперь, к счастью, приехал Иван Георгиевич — чудесный человек, и его приезд я расцениваю как очень хорошее предзнаменование.

У нас тепло, с питанием можно хорошо устроиться, т. к. я могу пользоваться закрытым распределителем (но не пользуюсь, т. к. нет для этого времени), для тебя и Гали будет совершенно изолированная комната рядом с нами. Кроме того, мы думаем, что Димушка внесет в твою жизнь пе только много шуму, но и радости — он очень славный мальчик — хохотун и весельчак. Переезд не будет труден — напиши, как ты к этому относишься. Нам совместная жизнь с тобой будет подлинным спасением, т. к. мальчик наш тогда будет под твоим контролем и влиянием. Сейчас он почти без прпзора, т. к. и я и Катя очень заняты, а ему «нужна бабушка», как он говорит. Он скучает и растет очень одиноко. Галя бы, кстати, выучила его грамоте и другим хорошим вещам, а то он у нас до сих пор не умеет читать (ему уже 6 лет).

До сих пор ни я, ни Катя не можем использовать очень больших возможностей — литературных и научных — только потому, что живем одни, нам не на кого опереться.

Иван Георгиевич расскажет тебе некоторые факты из нашей жизни, связанные с совершенно чудовищной историей с дядей Колей. Теперь о себе, — я с весны с большим трудом освободился от службы в РОСТа и теперь стал «чистым писателем», т. е. нигде пе служу. Первое время было трудно, но сейчас жизнь входит в норму, и к Новому году мы совсем окрепнем материально. До сих пор этого не было, т. к. РОСТа брала очень много сил, но почти ничего не давала. Сейчас я много пишу, езжу, ушел целиком в свою писательскую работу. Имя у меня уже есть, и как будто бы достаточно широкое, — пишу это не из хвастовства, но совершенно беспристрастно. Этой весной я ездил на восточное побережье Каспийского моря (в Кара-бугаз, Эмбу и Калмыкию), потом три месяца мы жили в Лив-нах (быв. Орловская губ.). Там я писал книгу о своей поездке.

Катя держит сейчас экзамены на аспиранта Академии искусств и с утра до ночи сидит над политической экономией.

Посылаю с Иваном Георгиевичем немного денег — в конце ноября пришлю еще — к этому времени я получу за книгу. Посылаю карточку Димушки — вчера его снял наш сосед — и свою фотографию с Димушкой, где я похож на еврея с вытаращенными глазами. Лучшей фотографии нет. Есть одна приличная, но она на литературной выставке.

Целую тебя и Галю. Катя шлет привет — она очень хотела бы, чтобы ты и Галя переехали к нам, и все время говорит об этом. Дим начал писать тебе письмо (левой рукой), но не окончил и уснул.

Привет Проскурам. Твой Котик.

P. S. Пиши. От какой болезни умерла Леруся?

29 октября 1931 г. ст. Чусовская

В Перми, вопреки слухам, стояли всего полчаса. Сейчас стоим в Чусовской, — отсюда идет ветка на север в Соликамск. Я сойду в Березниках (ст. Усолье), там у меня будет «база». Пермь — изумительный по красоте город, вплотную окруженный вековыми еловыми борами. Сейчас стоим среди высоких лесистых гор. Солнечный день, очень тепло. Воздух здесь совсем горный. Я очень рад своей шубе, — теплая и мягкая. Очевидно, в шубе у меня очень солидный вид, т. к. всякое ж.-д. начальство весьма почтительно.