Александр Толстиков - Охотничьи были

Клюет!

Этого достаточно, чтобы забыть обо всем. Сейчас никакая сила не сможет заставить меня уйти от речки.

Но вот дождь стих, небо быстро очистилось, выглянуло солнце.

И клев почему-то сразу прекратился. Я ждал новых поклевок, но безуспешно.

За время грозы мне удалось выудить пятнадцать довольно крупных рыб.

Обдумывая причину жадного клева во время дождя, прихожу к выводу, что хариус, по-видимому, очень осторожная рыба. Увидев на берегу рыболова, она перестает хватать «подозрительных» насекомых. А в дождь, когда поверхность воды рябит от падающих капель, рыба не может увидеть берега; к тому же с каплями дождя в воду часто падают насекомые.

Решив проверить свою догадку, спускаюсь к другому омуту. На берегу не показываюсь. Леску закидываю осторожно из-за кустов. И почти сейчас же чувствую резкий рывок. Еще один красавец отправляется в корзину.

Секрет рыбы разгадан.

Когда вечером перед отъездом домой я показал приятелю свой улов, он улыбнулся, взвесил на руке корзину и сказал:

— Ну, вот видишь, сегодня не помешал тебе северный ветер?

Жалею, что домой пришлось ехать уже в темноте. Ехать с хорошим уловом это не то, что пробираться домой «задами», с пустой корзиной, прикрытой для «маскировки» травой, чтобы только не встретиться со знакомыми и не услышать обидного вопроса: «Ну, как улов?»

Но сейчас этот вопрос казался вполне уместным, и в скромном ответе: «Ничего, клевало», — звучал бы огромный, скрытый смысл, понятный только неугомонному племени рыболовов.

Машина, груженная йодобромной водой, возвращалась из санатория Усть-Качка в город. Перед глазами пробегали веселые перелески, позолоченные желтыми лучами сентябрьского солнца. Стояли на редкость погожие дни «бабьего лета». Казалось, что лето не хочет уступить место суровой, дождливой уральской осени. За машиной поднимались клубы сухой пыли. Вдруг мотор начал чихать, шофер резко затормозил, вышел из кабины, поднял капот и стал внимательно изучать причину «заболевания» мотора. Я вышел вслед за ним. Осмотревшись, я увидел с левой стороны тракта сквозь ветви деревьев сверкающее зеркало пруда.

«А не попробовать ли?» Рука машинально тянется к карману, где лежит коробка с Сатурном и мормышками.

— Долго ли машину исправлять будем?

— Минут тридцать, пожалуй, потратить придется, — неохотно ответил шофер.

— Ну тогда я до мельницы сбегаю, попробую рыболовное счастье.

Я и завхоз Иван Иванович бегом направились к мельничной плотине. В крутом берегу выкопали несколько червей. Я привязал к леске мормышку, наживил червя, потом осторожно, по полупрогнившим сваям зашел на ледорез и забросил удочку. Блесна еще не успела опуститься на дно, как рука ощутила легкий толчок. Извлекаю из воды приличных размеров окунька.

— Лови, Иван Иванович, принимай в хозяйство!

Через несколько минут клюнул второй, за ним третий.

— А не попробовать ли ниже мельницы? — предложил Иван Иванович.

По срубу слезаю на бревенчатый мост. Мельница работает, из-под сруба с шумом хлещет вода. Закидываю на струю и почти сразу — сильный рывок и подсечка. Начинаю подводить хорошего окуня; он отчаянно сопротивляется. Высота моста от воды метра полтора. В воздухе окунь делает неожиданное сальто и, сорвавшись с крючка, падает в воду. Плеск заглушается шумом мельничного колеса и глубоким вздохом Ивана Ивановича.

К сожалению, времени для рыбалки больше не остается. На берегу стоит помывшийся шофер, он сочувственно разводит руками и дает понять, что пора ехать. Неохотно сматываю сатурн. Ничего, это разведка боем. В воскресенье мы обязательно сюда приедем и возьмем за жабры свое рыболовное счастье.

В субботу я уговорил своего приятеля, обладателя «Москвича», съездить на мельницу. Он не относился к числу заядлых рыболовов, но и не был совсем равнодушным. Красочное описание рыбных богатств этой отдаленной от города мельницы явно поколебало его. После некоторых обоюдных усилий было испрошено разрешение у его супруги (что иногда играет в рыбалке важную роль). К нашим рассказам она отнеслась скептически:

— Хоть кошке-то привезите, где уж вам на уху наловить.

Выехали мы под вечер. Было тепло, безветренно, но солнце на горизонте опускалось в серую тучу.

Заночевали в селе Култаево. За ночь погода переменилась — небо стало хмурым, осенним; печально стояли среди темных пихтовых перелесков красноватые осины. Дул северный ветер.

Но рыбаки народ настойчивый. Минут через сорок мы стояли на мельничном мосту и закоченевшими руками насаживали на мормышки червей. Мельничный омут казался холодным, безжизненным. Мельница не работала. Мы забросили удочки, начали играть мормышками, но клева не было. Я успокаивал приятеля:

— Подожди, заработает мельница, пойдут буруны, окунь из ямы на струю выйдет. Вот тогда отбою не будет, только успевай таскать…

Но сам я, по правде говоря, не очень верил своим словам…

Через полчаса подъехали две подводы: колхозники привезли молоть зерно. Мельник поднял накладку, скрипнуло колесо, забурлила вода. Но клева не последовало. Напрасно мы забрасывали на струю блестящие мормышки самых различных цветов — от серебристой «нержавейки» до черного и даже зеленого жучка. С моста спустились на берег. В траве я нашел несколько чуть живых кузнечиков. Насадил одного на крючок, закинул удочку и вдруг поплавок резко пошел ко дну. «Голавль!» — мелькнула мысль. Подсекаю и, к моему удивлению, на крючке оказался окунек. Делаю еще несколько забросов, насадив кузнечиков. Но поклевок нет.

— Последнего могиканина выловили, — язвит приятель.

Я предлагаю попробовать порыбачить на «прыгунка». Связываем две лески от катушечного удилища, в середине на двухметровый поводок привязываем тяжелую блесну. Я перехожу на один берег, приятель стоит на другом. Начинаю накручивать сатурн на катушку, блесна бежит по воде на мой берег, затем крутим в противоположную сторону. Коченеют руки. Блесна бегает от берега к берегу, но все напрасно. Наконец приятель категорически заявляет:

— Хватит!

Я соглашаюсь. Комментарии излишни. И все-таки будущим летом, в погожий денек, я опять поеду на эту мельницу. Рыба там есть, это точно. Но, должно быть, резкая смена погоды в тот день расстроила рыбий аппетит.