Сергей Сартаков - А ты гори, звезда

— Доброта и фон Плеве — в моем представлении это как-то не вяжется.

— Хорошо вяжутся только теплые носки и рукавички. Ну, а в истории Плеве — Рачковский — Ратаев? Тут и сам черт ногу сломит! Во всяком случае, я до сих пор всего не понимаю. А попробую все же как-нибудь разобраться до самых глубин. Для собственного удовольствия, для проверки своих умственных способностей. И потому еще, что ведь с заграничной охраной мне постоянно приходится иметь дело. Могут подковать за милую душу.

— Да о Рачковском во всех гостиных, Сережа, болтают.

— В том-то и дело, Сашенька, что просто болтают. Но можешь ты мне объяснить, например, для чего было Рачковскому писать письмо Марии Федоровне? Писать матери царя после того, как он сам же устроил встречу царице Александре Федоровне с этим прохвостом Филиппом?

— Я ничего не могу объяснить, Сережа, потому что о письме Рачковского все как-то избегают говорить.

— Естественно! Боятся. Ведь это задевает внутреннюю жизнь царской семьи.

Они все время тихонько, взявшись под руку, словно на прогулке в саду, бродили по кабинету. Очень приятно было ступать по мягкому ковру, воображая, что под ногами расстилается цветочная поляна. Солнце светило теперь совсем широко, во все окна. Делалось даже несколько жарковато. Зубатов отвел жену на теневую сторону кабинета, усадил на прохладный, обитый сафьяном диван, уселся рядом.

— Вижу, глазки твои горят любопытством, — сказал он, беря пальцы Александры Николаевны и зажимая их в своей ладони. — Изволь, я тебе сейчас нарисую картину. Но с уговором… Нет, Сашенька, — заявил он поспешно, заметив, как дернулась ее рука, — я знаю, ты не проболтаешься. Уговор другой: дай мне потом ответ, какой угодно, на тот самый вопрос — зачем Рачковский посылал письма? Итак, ты помнишь, в прошлом году царь с царицей ездили в Париж, формально в гости к президенту Лубэ. Но главная цель была, несомненно, другая. Царица, как ни скорбно, ну… нервнобольная. Наши медикусы бессильны. Да и вообще все заграничное лучше. А Рачковский во Франции, извини, чуть не сказал я, «царь и бог»; Рачковский с Лубэ запросто, для него отведена постоянная комната в Сен-Клу в президентском дворце; Рачковский личный друг кардинала Рамполло, которого, пользуясь своими огромными связями, Рачковский прочил на престол папы Римского, только бы скорее Лев XIII отдал богу душу, ибо все это России выгодно. Так вот, Рачковский при своем ореоле всеведения и всемогущества привел в Компьенский дворец, где останавливались наши августейшие особы, знаменитейшего спирита и гипнотизера Филиппа. Сеансы прошли великолепно. Филипп вызывал для Александры Федоровны духов из загробного мира, она с ними беседовала и получала ценные советы. Филипп гипнотизировал царицу, и это тоже благотворно сказывалось на ее душевном состоянии. А государь, конечно, был безмерно рад. Он осыпал своими милостями и Рачковского и Филиппа. Потом даже привез Филиппа в Петербург. Но вслед за тем Рачковский прислал вдовствующей императрице письмо, о коем, Сашенька, я говорил тебе вначале. Напоминаю: жду твоего ответа.

— Но я не знаю, Сережа, что было написано! — воскликнула Александра Николаевна.

— Ах, да! В этом письме Рачковский высказывал предположения о пагубности влияния Филиппа на царицу, что, дескать, своими способностями гипнотизера он может довести ее бог знает до чего, а спиритические его сеансы настроят Александру Федоровну еще более мистически и сделают совершенно душевнобольной. И наконец, Филипп — орудие в руках масонов.

— Уди-вительно! — протянула Александра Николаевна. — Нет, я не могу ответить.

— А уговор? Наш уговор? Иначе, Сашенька, я и не стал бы рассказывать.

— Право, я стала в тупик… Он сам, Рачковский, что ли, душевнобольной?

— Здоров, как бык! Но ты гениально ответила. Первая мысль и у меня была такая же.

— А истина в чем?

Зубатов беспомощно пошевелил руками. И это означало: я же с самого начала предупреждал, что тоже ничего не понимаю. Есть, вероятно, в этом некий хитрый ход Рачковского, но разгадать его не просто.

— Думаю, Сашенька, не надо объяснять тебе, что было дальше. Ты это знаешь. Как и все.

— О-о! После того, что ты сейчас рассказал, я совсем ничего не знаю!

— Хорошо. Совершенно очевидно, что, прочитав письмо Рачковского, Мария Федоровна показала его царю. Ну, а государь, разумеется, разгневался и вызвал Плеве. Назвал Рачковского подлецом и потребовал нарядить следствие. Вячеславу Константиновичу это и кстати. Он же бешено ненавидит Рачковского, впрочем, взаимно. И следствие началось. Рачковскому при этом подсыпать соли постарался наш с тобой друг Ратаев.

— Ага! И поехал в Париж вместо него, — добавила Александра Николаевна. — Но почему же Рачковскому все это с рук сошло? Ведь он же, кажется, теперь в Брюсселе?

— Именно, — подтвердил Зубатов. — А следствие прекратили. Стало быть, нашлись силы помогущественнее даже, чем у Вячеслава Константиновича.

Александра Николаевна вскочила, приложила ладони к вискам, постояла с закрытыми глазами. Зубатов наблюдал за ней с удовольствием: работает мысль у малышки.

— Господи! Страшно выговорить, — медленно произнесла она. — Рачковский задумал свалить фон Плеве и занять его место, но в чем-то он просчитался?

— Сашенька, — растроганно сказал Зубатов, — когда я займу свое место при государе, я тебя сразу же назначу министром внутренних дел. До чего же Россия нуждается в умных министрах! Но теперь ты яснее видишь размах в интригах, которые затевает какой-нибудь Меньщиков и…

Зазвонил телефон. Это был совсем особый аппарат, по нему можно было соединяться только с домом, Лопухиным, фон Валем, самим фон Плеве и Гессе, комендантом дворца. Никелированный колпачок звонка нетерпеливо подрагивал под частыми ударами невидимого для глаза молоточка. Пока Зубатов шел к аппарату, снимал тяжелую трубку с рифленой рукояткой и давал ответный сигнал, Александра Николаевна замерла в ожидании: кто спрашивает?

— Слушаюсь, — сказал Зубатов.

И повесил трубку. Крутнул несколько раз ручку телефона, давая отбой.

— Плеве? — спросила Александра Николаевна.

— Да, разумеется, — рассеянно ответил Зубатов. — Сашенька, поезжай домой, подготовь Колю. Думаю, через часок я заберу вас и вместе, как условились, поедем к морю.

— Что-нибудь нехорошее? — озабоченно спросила она. — Такой короткий разговор. Ты сказал всего одно слово.

— Длинный разговор будет в кабинете министра, — засмеялся Зубатов. И поцеловал жену в лоб. — Ну, поезжай, ангел мой!

Он не очень встревожился. Позвонил все же сам Плеве. Но произнес, правда, тоже только два слова: «Жду вас». Без всякого обращения, с полной уверенностью, что никто другой даже случайно не мог бы поднять телефонную трубку. Зубатову даже подумалось, что под хорошее настроение Плеве он может ему рассказать анекдот. Трубку взяла жена: «Жду вас» — удивление — «Слушаюсь» — и так далее…