Николай Олейник - Жилюки

Редактор сверкнул на него очками, за стеклышками которых виднелись прищуренные глаза, слегка кивнул и присел на широкий, с высокой спинкой диван.

Потом стоял вопрос о ходе весенних полевых работ — информация заведующего земельным отделом. Вопрос уже обсуждался раньше, поэтому особых прений не разворачивали, постановили больше внимания уделить новой культуре, кок-сагызу, которая не вызывала у хлеборобов восторга.

По поведению, настроению членов бюро Степан Жилюк понял, что они проинформированы о содержании его заявления и не очень рады быть участниками его рассмотрения. По крайней мере, так ему показалось, так, наверное, чувствовал бы себя и он, если бы речь шла о ком-нибудь другом. Будто угадывая это настроение и давая возможность рассеять его, Кучий объявил короткий перерыв, сказав при этом, что не члены бюро — свободны. Несколько человек поднялись, вышли, остальные оставались на своих местах.

Кучий молча подписал принесенные секретарем бумаги, как-то тяжело, не торопясь, положил ручку и только после этого поднял голову.

— Так что, товарищи… нет охотников курить? Будем продолжать? — Он подошел к сейфу, щелкнул замком, достал свернутый вдвое стандартный листик. — Такие, товарищи, дела. Откровенно говоря, неприятные. От члена бюро райкома, председателя исполкома районного Совета товарища Жилюка поступило заявление… Я вам зачитаю его.

Заявление было кратким, всего на полстранички. После оглашения его наступило молчание. Кучий стоял, опершись руками на стол, ждал.

— Чем вызвано такое заявление? — нарушил молчание секретарь райкома комсомола Моцак.

Кучий посмотрел на Жилюка, на Малеца, однако ни один из них не пошевельнулся.

— Отвечайте, Степан Андронович.

— Содержание заявления, по-моему, говорит само за себя, — неохотно сказал Жилюк.

— Нам всем известно о вашем брате, Степан Андронович, — продолжал Моцак. — Но что послужило причиной подавать заявление и почему именно теперь? Почему не раньше, не позже?

Жилюк утомленно встал со стула.

— Трудно говорить, товарищи. То, что вам известно, в самом деле известно всем. Так у нас сложилось. Родня моя погибла от фашистов, а брат оказался в прислужниках. И никто не упрекал меня в этом. По крайней мере до сих пор. Но вот товарищ Малец почему-то решил поделиться со мной одной тайной: будто этот самый мой брат где-то здесь и все неприятные случаи в районе, мол, дело его рук.

— Я этого не говорил, — бросил Малец.

— Не говорили. Однако должность, которую мне доверили народ и партия, при таких условиях я занимать не могу. Это было бы нечестно, совесть не позволяет мне.

— Да подождите вы, — недовольно прервал Кучий. — Совесть, условия. Сами усложняете дело…

Жилюк сел, уставился глазами в стол.

— Иван Поликарпович, — прозвучал рядом голос начальника железнодорожного депо Осадчего, — расскажите: что доподлинно известно про Павла Жилюка, если уж так стоит вопрос.

— А это Малец пускай и объяснит, — сказал Кучий.

Капитан порывисто поднялся, расправил под ремнем гимнастерку, говорил, обращаясь главным образом к Кучию, будто объяснять надлежало именно ему, только ему, а не всем присутствующим.

— Райотдел пока не располагает достоверными данными о, пребывании бывшего оуновца Павла Жилюка на территории района, — сказал он. — Однако, товарищи, логика событий… Поймите меня, Степан Андронович, я ни в чем не хочу вас обвинять, уважаю вас и ваши заслуги, считаю честью работать вместе с вами…

— Но это не аргументы, — прервал его Моцак. Недавний армеец, комсорг полка, он говорил горячо. — Обвинения требуют доказательств.

— И проверки, — добавил редактор районной газеты.

— Каких доказательств? Какой проверки? — горячо возразил Малец. — Для чего? Будто мы что?.. Я не мог не сказать о том, о чем говорят.

— Садитесь, — сказал капитану Кучий. — Какие будут мнения, товарищи?

— Позвольте. Но ведь Малец не обвиняет Степана Андроновича в каких-либо грехах. Он просто ставит перед фактом. Товарищи! Будем откровенны: Степан Андронович сам втянул нас в эту историю. Зачем было писать заявление… придавать по сути частной беседе такую помпезность?

Говорил Мосейчук, секретарь, ведавший вопросами идеологии. Жилюк сам рекомендовал его, учителя-историка, в состав райкома, человек казался принципиальным, серьезным, таким, в конце концов, и был в большинстве случаев.

— Заявление Степана Андроновича мне представляется оправданным, — возразил Осадчий. — Каждый из нас поступил бы так же. Иначе что: честь мундира, мол, оберегает собственный авторитет.

— Вот-вот…

— Позвольте, Иван Поликарпович, — поднял руку Малец.

— У вас еще что-нибудь?

Малец выждал, пока в комнате стихло.

— Как хотите расценивайте, товарищи, но вот совсем свежий факт, в Копани, оказывается, жена Павла…

Члены бюро переглянулись, взгляды остановились на Степане.

— И Степан Андронович принимал ее, даже обещал помочь с квартирой.

Жилюк вздрогнул.

— Это не соответствует действительности, — сказал он тихо, но с особой твердостью.

— Но если она была у вас, Степан Андронович… — настаивал на своем Малец.

— Что за женщина, кто она? — обратился к начальнику КГБ Кучий.

— Буфетчица на автовокзале, живет на кладбище, в бывшей сторожке. Мы напали на ее след буквально днями. Во время оккупации, пребывая в отрядах УПА, Павел Жилюк некоторое время жил с ней в Копани.

— Они зарегистрированы?

— Нет, в том-то и дело.

— Арестовали? — спросил Кучий.

— Нет. Так лучше для дела. Да и… беременна.

Степан вспомнил: действительно, недавно у него была женщина, беременная, просила помочь с жильем…

— Что скажете, товарищ Жилюк? — сухо спросил Кучий.

Степан стоял, пальцы его мелко дрожали.

— Не знаю никакой жены брата. И вообще, товарищи члены бюро… Мало ли какие посетители у меня бывают… Так что же из этого?

— Вам она не открылась?

Вопрос принадлежал, кажется, Мосейчуку. Жилюк повернулся к нему, сказал:

— Вы что же, допускаете, что…

— Подождите, Степан Андронович, — резко встал Кучий. — Вопрос будем считать неподготовленным. Думаю, товарищу Жилюку нет оснований для амбиции, заявление его необдуманное. Мы здесь все свои, говорить должны откровенно. Тем более что некоторые факты, касаются они Жилюка или не касаются, вынуждают нас к таким разговорам. Малец — работник молодой, мы ему помогаем, но и более опытный не мог бы, не должен проходить мимо таких фактов. Согласны, товарищи?

Наступило молчание.

— А как же с заявлением? — спросил Моцак.

— Заявление Степан Андронович может забрать. — Кучий положил перед Жилюком бумажку. — Думаю, сейчас это будет самым правильным.