Николай Самохин - Рассказы о прежней жизни [сборник litres]

И был еще случай. В тот мартовский день, когда ТЭЦ, и алюминиевый завод, и ферросплавный, и паровозы на станции Обнорской тревожно загудели на разные голоса и над городом встали ватные столбы пара, словно забили вдруг десятки горячих источников, когда наш школьный комендант Селиверстов плакал и все стрелял, стрелял, стрелял в синее небо из двустволки, в тот день Миша купил в магазине бутылку водки. Мы с ребятами случайно увидели это и пошли за ним. Мы жались к заборам, обклеенным афишами, прятались за углы домов, стараясь не упустить из виду сутулую спину физика. В общем, это было бесполезно. Все равно мы бы не увидели – станет ли Миша пить свою водку.

Но кто-то из парней сказал:

– Праздничек ему, гаду! Вот посмотрим, висит ли у него на доме траурный флаг.

Флаг у физика висел. И мы вернулись.

В другой раз я свернул бы в сторону. Но сейчас мне захотелось козырнуть перед Мишей, подпортившим мою серебряную. А сто грамм с прицепом сделали меня смелым. Помахивая чемоданом, я двинулся прямо на физика и громче, чем следовало, прокричал ему в спину:

– Здравствуйте, Михаил Ароныч!

Физик повернулся всем корпусом.

– А! – сказал он обрадованно. – Молодой человек! Я вижу – вас надо поздравить! – Он бесцеремонно стащил с моей головы мичманку. – Капитаном решили стать, если не ошибаюсь?

– Ошибаетесь, – сказал я. – Гидротехником.

– О! – скрутил мичманку физик. – Да, да, да! Строить гидростанции – понимаю! Нет уж, пойдемте! Тут надо пить чай! И не только чай, а, может быть, кое-что еще!

Он схватил меня за руку и потащил в дом.

Это были не комнаты, а лаборатория, склад металлолома.

– Как сдали мой предмет? – спросил физик, сдвигая со стола книги, мотки проводов и приборы.

– На отлично!

– Вы знали физику! – закричал он, уставя в меня палец. – Вы были у меня лучшим учеником!

Потом он решил показать будущее моей профессии. Кинулся к полке, вытащил журнал с крупной фотографией Луны и сунул его мне под нос.

– Вот она! Атмосферы нет. Воды нет! Ни капли! – заволновался физик. – Вы создадите там моря, молодой человек! Рахиль! – закричал он вдруг без всякого перехода. – Иди познакомься с товарищем студентом. Он расскажет тебе, что это совсем не просто – поступить в институт! Надо кое-что иметь здесь! – Физик постучал пальцем по лбу.

Вышла Рахиль, рыхлая черноглазая девочка, и стала печально смотреть поверх моей головы.

Мне почему-то стало вдруг стыдно. За себя, за суетившегося Михаила Ароновича. Казалось, что девочка с умными глазами понимает что-то такое, чего не понимаем мы с ее отцом.

Я не остался пить чай. Сказал, что тороплюсь домой. Это была правда.

…Третьим я встретил соседа нашего, деда Зяпина.

– Здоров был, – просипел дед и сунул мне исхлестанную дратвой руку. – Отвоевался пока? Ну, и кем же ты будешь?

– Не знаю, – сказал я.

– «Не знаю»! – передразнил дед. – Человеком будешь! – Он важно поднял узловатый палец. – Инженером! Не то что мы с батьком твоим. Отец-то всю жизнь кобыле хвоста крутит. Достижения!

Да, отец мой – коновозчик. А дед Зяпин – сапожник. Можно сказать, знаменитый. Вся улица бьет его подметки. Но это дед считает баловством. Вообще-то он стрелочник на железной дороге.

По этой причине я изменю в дальнейшем имена и фамилии некоторых персонажей. Ведь, в конце концов, все, что происходило с ними, могло случиться с кем угодно другим, в каком угодно другом месте.

Глызы – навоз.