Евгений Гулак - Голубая ель [Рассказы и очерки]

…Возвратившись из полета, Заболотный устало переступил порог землянки. Переступил и оторопел: в тесном кругу летчиков сидел и улыбался Ваня Голубин. Он был в странном одеянии: в непонятного цвета застиранной рубашке, в ватных заплатанных штанах, растоптанных валенках, похудевший, но все такой же мальчишески восторженный и до боли родной…

— Жив, чертяка! — обрадовался Заболотный, обнимая друга. — А мы тут было совсем загоревали… Сегодня я одного фашиста завалил. За тебя, Ваня!..

А вскоре после этого Заболотный погиб.

О подробностях последнего боя и гибели Заболотного в полку знали мало.

…Однажды уже под вечер художник Антонов, тот самый, что писал картину с трех Иванов, решил перехватить Заболотного на стоянке, когда тот прилетит из очередного задания. Летчик не мог уделить художнику ни одной минуты — началось наступление наших войск, и потому нагрузка на летный состав увеличилась.

Минут сорок, а возможно и больше, прождал на стоянке, на морозе своего «натурщика» Федор Антонов, пристально вглядываясь и вслушиваясь в зимнее суровое небо. Кто-то из техников подошел к нему и с нескрываемыми нотками неприязни в голосе проговорил:

— И чего ты тут, друг, торчишь, тоску нагоняешь? Шел бы себе в теплую землянку… Если остался Заболотный в живых, то где-нибудь сел на вынужденную. Горючее по времени он уже давно израсходовал.

Антонову ничего не оставалось, как послушаться техника.

В штабной землянке он вплотную подошел к пышущей теплом печке. За перегородкой стучала пишущая машинка. Там писарь, уже пожилой сержант, не очень проворно, видимо, одним пальцем отстукивал строевую записку.

Вдруг открылась дверь — и на пороге землянки выросла фигура командира полка в заиндевелых летных доспехах. Лицо у Пруцкова было какое-то неподвижное, словно застыло на морозе. В глазах разлилась тоска. Он прошел ближе к печке, сорвал с головы шлемофон. А затем начал оттирать побелевшие от мороза щеки. Все знали — комполка самолично вылетал на розыски Заболотного…

— Не вернется Заболотный… Погиб наш Иван Николаевич… — сказал с горечью, словно ожег, Пруцков…

И когда через два с половиной месяца после гибели Заболотного пришел приказ о присвоении восьми летчикам полка звания Героя Советского Союза, оказались среди них фамилии и трех наших побратимов, трех Иванов: Ивана Голубина, Ивана Заболотного, Ивана Шумилова. Художник Федор Антонов как бы предвосхитил своим групповым портретом их героические дела при обороне столицы нашей Родины — Москвы. Герои картины оправдали надежды, которые на них возлагал народ.

Как уже говорилось выше, Иван Николаевич Заболотный сложил свою голову, так и не узнав, как высоко и почетно оценила его подвиги в небе войны Родина, которую он прикрыл в суровую для нее годину своей грудью…

Так еще один защитник родной земли навсегда остался в памяти народной и материнской молодым…

Родился в 1919 году в селе Михайловна Лебединского района Сумской области. Перед уходом в авиационное училище работал на металлургическом заводе в Керчи.

Иван Шумилов из войны вышел живым и невредимым, хотя в небе Подмосковья провел не один десяток воздушных боев, сражаясь с хвалеными асами фашистской Германии. Сбил девять вражеских самолетов на подступах к столице. Один из них — тараном. Подмосковье, которое он защищал в небе в грозную пору войны, стало ему родным и близким. Здесь прошли его боевая юность, боевое возмужание, здесь пришла к нему слава Героя. Здесь он женился, здесь у него родились дочери…

Припоминаю нашу очередную встречу с ним.

— Как здоровье, Иван Петрович? — интересуюсь.

— Хоть снова в летное училище! — широко улыбаясь и крепко стиснув своими лапищами мою журналистскую руку, отвечает Шумилов.

Потом снова по старой дружбе я заглянул к нему, в его дружную семью.

— Ну как, Иван Петрович, жизнь, как здоровье? — спрашиваю по привычке, зная, что ему скоро стукнет пятьдесят семь.

— Жизнь у нас идет нормально! А здоровье знаешь мое сам. Планировалось на двоих, а досталось одному…

Действительно, от всей его богатырской фигуры так и веет мощью и крепостью.

Глядя на него, я вспоминаю наш послевоенный аэродром. Мы полным техническим звеном поднимали самолеты на козелки для пристрелки в тире бортового вооружения. Когда мы выдыхались, к истребителю подходил штурман нашего ИАП капитан Шумилов, жестом отстранял нас. Не спеша подлезал под фюзеляж поближе к килю, поднимал его своим плечом и таким вот образом разворачивал самолет в нужном направлении.

«Мы, Шумиловы, крепкие», — любил повторять Иван Петрович. Хорошо помню его рассказ о том, как после освобождения его родного села он с разрешения командования, выполнив одно задание, на учебно-тренировочном истребителе завернул домой. И там, не устояв перед просьбой своего деда Семена Илларионовича, посадил старика во вторую кабину и прокатил его над родным Лебединским районом. В ту пору его дедушке шел сто четвертый год, но зрение у него было хорошее и с самолета он ясно видел наземные ориентиры, а после посадки уверял внука в том, что, если бы ему сбросили половину годков, он махнул бы служить в авиацию…

Мне вспоминается одна юбилейная передача по Центральному телевидению, приуроченная к битве под Москвой. В той передаче участвовали дважды Герой Советского Союза генерал армии Белобородов Афанасий Павлантьевич, бывший командир 9-й гвардейской стрелковой дивизии (в период Истринской наступательной операции), а также Герой Советского Союза полковник запаса Шумилов Иван Петрович, бывший в ту пору летчиком 16-го истребительного авиационного полка, немало сделавшие, чтобы остановить фашистские орды у стен Москвы, а затем погнать их на запад.

Сначала говорил генерал Белобородов. Затем очередь беседовать с телезрителями дошла до Шумилова.

Лейтенант Шумилов вместе с другими летчиками родного авиаполка штурмовал вражеские позиции, прикрывал действия наших наземных войск от налетов фашистской авиации. Происходило это во время тяжелейших боев на реке Истре.

— Помню, — рассказывал Шумилов, — как 2 декабря мы шестеркой на МиГ-3 под началом нашего комэска капитана Дунаева Николая Павловича вылетели в район Крюково, Снегири, Дедовск. Летели Звеньями в строю правый пеленг. Первое звено вел сам комэск, ведомыми у него были опытные воздушные бойцы лейтенанты Семенов Николай Андреевич и Митюшин Александр Иванович. Наше звено шло немного сзади с некоторым превышением. Его вел наш старший товарищ капитан Бурьян Николай Павлович, а ведомыми слева был я, а справа — мой друг лейтенант Заболотный Иван Николаевич. К линии фронта подходили на высоте 2000 метров. Если в октябре в боях над линией фронта в какой-то мере преимущество брали немцы, то уже к началу декабря инициативой над полем боя завладели мы…