Геннадий Фиш - В Суоми

И когда разговор зашел об этих скромных надгробиях, кто-то сказал:

— Надо бы объявить нам подписку на памятник Майю Лассила. И заказать его большому скульптору. Это был бы памятник одновременно и писателю и тому, что действительно произошло в восемнадцатом году.

Майю Лассила — замечательный финский писатель. Русский читатель знает его и полюбил по книгам «За спичками» и «Воскресший из мертвых». Но талант его более многообразен, и он отдал его целиком на службу рабочей революции. До последней минуты Лассила находился на своем посту в редакции газеты «Тюемиес».

И когда в мае восемнадцатого года с помощью войск Вильгельма II революция была разгромлена, вместе с тысячами других сынов и дочерей финского народа Лассила был схвачен и приговорен к смерти.

— Пятнадцать пленных были приведены на пароход для отправки в Свеаборг, на казнь, — рассказывал мне в свое время человек, служивший матросом на этом пароходе. — Четырнадцать из них были связаны попарно наручниками. Пятнадцатый, писатель Майю Лассила, одетый в тяжелую шубу, стоял отдельно на палубе, под особым конвоем. Когда пароход прошел уже больше половины пути от острова Сандхамна к месту казни, Лассила вдруг бросился через борт в море. Шуба, надувшись пузырем, помешала ему уйти под воду. Конвоиры расстреляли его на воде и затем тело втащили на палубу.

«К памятнику Майю Лассила и мы принесли бы свои цветы», — думалось мне.

Сколько страниц написал он, ратуя за дружбу рабочей Суоми с русскими трудящимися! Он прекрасно видел ту Россию, которая была союзником финнов в борьбе против царских сатрапов, Россию Герцена и Огарева. Еще в то время, когда внутри Финляндии никто и не помышлял о независимости, когда Рунеберг и Снельман спорили о том, в составе Швеции или России Финляндию ожидает лучшее будущее, Огарев писал: «Мы с финнами должны, естественно, идти рука об руку. Для нас самостоятельность Финляндии становится такой же дорогой внутренней мыслью и целью, как для финнов идейное преобразование России». И, словно предвидя стряпню создателей легенды об «Освободительной войне», Огарев писал, что если в России произойдет настоящая революция, то «Финляндия может объявить себя самостоятельной, безо всякой помехи и даже без всякой войны».

И такая революция в Октябре семнадцатого года совершилась.

Майю Лассила знал Россию Ленина, который в то время, когда многие из создателей легенды об «Освободительной войне» подписывали верноподданнические адреса Николаю II, в подполье боролся за независимость Суоми, а встав во главе правительства революции, словно осуществляя провидение революционных демократов, подписал акт о признании независимости.

«Я очень хорошо помню сцену, когда мне пришлось в Смольном давать грамоту Свинхувуду, — что значит в переводе на русский язык «свиноголовый», — представителю финляндской буржуазии, который сыграл роль палача… — говорил Ленин на VIII съезде партии, в марте 1919 года.

Об этом же эпизоде Ленин говорил и на I Всероссийском съезде трудовых казаков, через год, когда Свинхувуд должен был уступить место главы государства Стольбергу:

«Бывший глава белогвардейского финского правительства не забыл, как в ноябре 1917 года он лично у меня из рук брал документ, в котором мы, ничуть не колеблясь, писали, что безусловно признаем независимость Финляндии».

Но вот именно то, чего не следовало бы забывать и Свинхувуду, по замыслу сочинителей легенды должен был навсегда забыть финский народ. Их замыслу служили и эти многочисленные монументы в честь «Освободительной войны» и церемонии с открытием памятника «Егерю». И многим казалось, что своей цели они достигли.

Но вот прошло время, и 24 января 1959 года в Ленинграде, в Смольном, в комнате, где работал Ленин, президент Финляндии У. К. Кекконен установил памятную доску. На ней было написано:

Теперь на стене в комнате Ленина, на каменной памятной доске, начертаны те слова, которые звучат в живой душе народа и которые начисто сметают придуманную финскими шовинистами легенду об «Освободительной войне».

И хотя памятную доску в Смольном установили почти год спустя, но именно о том, что на ней начертано, вспоминая памятники в Пори и Вааса, беседовали мы в машине, продолжая путь из Вааса на север.

Пори — Вааса.

В музее города Вааса среди многочисленных экспонатов, которые с такой охотой и увлечением показывал нам ученый-смотритель Аарне Аппельгрен, мне особенно запомнилась дубинка сельского старосты.

Гладкие и украшенные резьбой суковатые палки, принадлежащие сельским старостам, были развешаны на стене одного из залов.

Когда требовалось созвать на сходку общину, староста вручал эту палку-повестку ближайшему хуторянину… Тот передавал ее своему соседу, сосед — дальше по кругу. Порядок этой своеобычной эстафеты был точно определен. Передаваемая из рук в руки, от хутора к хутору, — а они отделены здесь друг от друга лесными чащобами, топкими болотами, каменистыми кручами, — палка-повестка оповещала всю общину гораздо скорее, чем это мог бы сделать один посыльный. Особенно быстро она совершала свой путь, если староста прикреплял к ней петушиное перо, означавшее, что идти на сходку надо не мешкая ни минуты, птицей лететь! Привязанная же к дубинке медяшка говорила о том, что приходить надо с деньгами, так как на сходке, кроме всего прочего, будет взыскиваться налог или собираться пожертвования. Щепка, прикрепленная к палке, означала, что на сходку надо идти не только земледельцу, но и лесорубу и рыбаку.

Сходки, на которых крестьяне подписывали осенью 1901 года протест финского народа против беззаконий царя-клятвопреступника Николая II, — протест, полностью приведенный в гневной статье Ленина в «Искре», — созывались в деревнях также с помощью этой «деревянной повестки».

Как быстро идет время! Ведь на памяти не то что стариков, а просто людей старшего поколения, в домах которых ныне действуют телефоны, такие дубинки были живой, действенной связью, а не вещью из музея.

Распрощавшись с Аарне Аппельгреном, мы выехали из Вааса на север, минуя форштадт, построенный уже после войны и отличавшийся от новых форштадтов других финских городов, пожалуй, только тем, что улицы его названы по именам героев прославленного романа Алексиса Киви «Семеро братьев», а переулки носят имена второстепенных персонажей романа.