Геннадий Фиш - В Суоми

Дружба между советскими и финскими кинематографистами закреплялась совместной постановкой фильма «Сампо».

Если правильно старинное изречение о том, что книга имеют свою судьбу, то тем более это правильно по отношению к таким произведениям, как «Калевала».

Вокруг «Калевалы», еще раньше даже чем она была опубликована, разгорелась борьба, которая, меняя свою форму, продолжается и по сей день.

Сама работа Элиаса Лёнрота — записи рун, издание поэмы — была частью борьбы финского крестьянства и молодой, тогда еще прогрессивной буржуазии против господства помещиков-шведов и их культуры.

Литературным и государственным языком в Финляндии был тогда язык меньшинства — шведский. Народный же финский считался грубым языком малограмотных мужланов, не имеющим права на государственность.

Даже гимн Финляндии был написан на шведском языке. Свою культуру финский народ мог создать, только преодолевая шведское засилье. Вот почему труд Лёнрота был патриотическим подвигом.

«Калевала» показала свое огромное богатство народного языка, его выразительность, точность, меткость, его разнообразие и высокую поэтичность. Она стала оружием в руках финских патриотов, добивавшихся равноправия финского языка со шведским.

Многие финские литераторы сравнивали ее с эпосом других народов, складывавшимся при феодализме, — скальдов, воспевавших право сильного, поэтизировавших грабежи викингов и рыцарей. И сравнения эти, даже с «Илиадой», служили возвеличиванию рун.

«У них был Гомер, а у нас есть «Калевала», — писал известный финский прозаик Юхани Ахо в конце прошлого века, рисуя образ мыслей такого литератора, — но наши герои сражались за более великое дело, чем греческие: Агамемнон, Менелай и Ахилл воевали за хорошенькую женщину, а Вяйнямёйнен, Илмаринен и Лемминкяйнен — за народное благо. Те брали города и разоряли их, а эти освобождали свет из каменных гор севера. Те действовали мечом, а эти — силою слова».

И в самом деле — руны «Калевалы» прославляют не мужа брани, а человека труда, поэтизируют не кровавую сечу, а творческий труд. Вяйнямёйнен — и пахарь, и охотник, и рыболов, строитель лодки и создатель кантеле, Илмаринен — литейщик и кузнец. Но вместо того чтобы по-настоящему осмыслить причину различия карело-финского эпоса с другими, финские националисты делали иные, далеко идущие выводы. Они стали как бы предтечами тех генералов, которые, на горе своему народу, через десятилетия обнажили меч, чтобы осуществить свою бредовую мечту о «Великой Финляндии» — от Балтики до Урала.

…Записанная в лесах Карелии, «Калевала» сыграла огромную роль в формировании национального самосознания финского народа.

Казалось бы, какая еще одна замечательная основа для верной дружбы между соседними братскими народами — финским и карельским! Но источник животворного народного, творчества, который у интернационалистов служит утверждению равенства и дружбы народов, националисты отравляют ядом проповеди исключительности своего народа и национального неравенства.

Так и финские националисты попытались использовать великое творение карело-финского народа для шовинистической пропаганды. Они стали утверждать, что карельский народ никакого участия в создании «Калевалы» не принимал, а ему только принадлежит честь ее сохранения. Вопреки многим фактам, они писали, что руны «Калевалы» возникли у берегов Балтийского моря, в среде шведских викингов и даже немецких рыцарей, и лишь потом перекочевали на новые места.

Эти теоретики совершенно игнорировали тот факт, что все герои «Калевалы» занимались физическим трудом, что в обществе «Калевалы» не было деления на бедных и богатых и что Архип Перттунен и его сотоварищи, как это показал исследователь-марксист Юрьё Сирола, пели унаследованные руны, в которых были запечатлены черты более древнего, первобытного родового общества.

Здесь, на глухом севере, феодализма не было, и черты родового общества сохранялись дольше, чем где бы то ни было в Европе…

Помню, как в Петрозаводске, в докладе на праздновании столетнего юбилея «Калевалы», О. В. Куусинен, разделяя точку зрения Ю. Сирола, доказывал, что «хотя по своему историческому возрасту «Калевала», очевидно, моложе «Илиады» и эпосов многих других народов, но по своему социальному возрасту, если можно так выразиться, это наиболее древний из всех известных эпосов».

Отнимая «Калевалу» у карелов, финские националисты, однако, трактовали восточных карелов как «братьев» второго сорта, которых в благодарность за сохранение рун надо присоединить к «Великой Финляндии».

Эти теории, желали того или нет их авторы, были своеобразным идейным подспорьем для политики союза и подчинения немецким империалистам, которую проводил Свинхувуд, пригласивший на финляндский трон принца Гессенского, племянника Вильгельма II. Они придавали идеологически «приличное» обличив и политике лесовладельческих акционерных компаний, мечтавших о карельских лесах и организовавших в 1921—1922 годах так называемую «карельскую авантюру». Их исповедовали те ученые, которые в день рождения Гитлера послали ему символический дар, финский нож — пуукко, и получили ответный подарок — бюст фюрера. Ими пользовались и тогда, когда таннеровская клика припрягала свой народ к колеснице Гитлера.

Во время «карельской авантюры» белогвардейцы хотели проэксплуатировать популярность «Калевалы» для своих целей. Седобородый ухтинский торговец, назначенный председателем ухтинского правительства, именовался Вяйнямёйненом. А командовавший белогвардейцами, вторгшимися на советскую территорию, поручик Таккинен подписывал свои приказы: «Илмаринен».

Но маскарад не помог.

Картонажное правительство бежало.

После разгрома штаба белых в Кимас-озере командующий Таккинен-Илмаринен, навострив лыжи, с трудом спас свою шкуру.

И что знаменательнее всего — разгромили штаб Таккинена финские коммунисты, лыжники, которые проделали легендарный рейд под командой Тойво Антикайнена.

— Мы сражались тогда за честь финского народа с теми, кто ее позорил. Мы выполнили свой интернациональный долг — пролетарских революционеров, — сказал мне за несколько дней до своей гибели Тойво Антикайнен.

Это было в тех краях, где еще сейчас поются руны «Калевалы». Есть сейчас и такие руны, которые рассказывают, как Илмаринен после подвигов, совершенных в борьбе за Сампо, отправляется на защиту Сталинграда, а затем — ведь он кузнец — кует тракторы для крестьян.

В некоторых недавно записанных рунах имя кузнеца Илмаринена называется рядом с именем Тойво Антикайнена.

Народ не прельстился переодеванием торговца-кулака и поручика в Вяйнямёйнена и Илмаринена. Духу эпоса, рожденного доклассовым обществом, ближе был подвиг Тойво Антикайнена — героя, боровшегося за общество, в котором не будет классов. И мне думается, есть глубокий внутренний смысл в том, что на первых же выборах в Верховный Совет депутатом от избирательного округа Калевалы стал Тойво Антикайнен.