Геннадий Фиш - В Суоми

Инари видит освещенный стол. Солдат сидит на стуле, он положил голову на стол, между колен поставлена винтовка. Ясно, что это часовой и что он спит. Не снять его сейчас было бы ошибкой; но Инари чувствует, что пальцы его совсем одеревенели.

Так караульного не снимешь, надо разогреться. Инари становится на лыжи и начинает быстро ходить по дороге около казармы взад и вперед. Но чертовский ветер с северо-востока дует как будто назло.

Ветер этот старается размотать шарф и сорвать его с шеи. Ветер этот как будто хочет, чтобы Инари ослеп, — он швыряет ему прямо в глаза пригоршни снега. Но Инари не останавливается ни на секунду, он чуть-чуть согрелся. Он натирает руки и лицо снегом и подходит к самой казарме.

Пальцы уже подчиняются ему. Но, может быть часовой проснулся? Инари подходит к глазку. Нет, все в порядке.

Инари сходит с лыж, бережно прислоняет их к стене и подымается на скользкое обледеневшее крыльцо.

Ветер сдувает с крыши комья легкого снега и сыплет на голову. Инари входит в дом.

Небольшой темный коридорчик. Снова дверь. Чертовски громко скрипят его кеньги с мороза.

Дверь в комнату открыта. Висячая лампа.

Ровный полукруг света ложится на стоящий под нею крашеный круглый стол.

У стен стоят продолговатые ящики, напоминающие шкафчики для хранения платья в цехах или банях. Комната большая. Сейчас полутьма ее наполнена храпом нескольких десятков молодых здоровых парней.

Теплое дыхание идет от двойных нар, стоящих вплотную у одной из широких стен казармы. Здесь могут спать спокойно, не тревожа друг друга, пятьдесят человек.

На мгновение Инари внутренне содрогается, подумав об этом. Но отступать, ему кажется, поздно.

«Спокойствие, Инари, спокойствие!» — шепчет он сам себе.

Тепло комнаты обволакивает его, и, скрипя кеньгами, он подходит к спящему за столом часовому.

Как крепок его сон!

Инари держит в одной руке револьвер. Со всей осторожностью, на какую только способен, стараясь не разбудить дневального, берет он у него винтовку. Тот легко выпускает ее и, сладко вздохнув, кладет левую руку на стол.

Инари опускает винтовку позади себя на пол у самой двери и снова подходит к дневальному.

Стук собственного сердца кажется ему оглушительной барабанной дробью. Он может разбудить этих мерно дышащих солдат — и тогда… тогда все кончено. Он чувствует, что одежда его стала влажной.

Инари подносит дуло револьвера к самому лбу спящего.

Дневальный, осязая кожей холодок, машинально отводит назад голову и бормочет сквозь сон:

— Ну, уж это, ребята, бросьте!

«Он может разбудить всех», — пугается Инари и левой рукой зажимает ему рот.

Дневальный наконец нехотя открывает слипающиеся глаза и, словно вспомнив, что он находится на посту, пытается вскочить. Но Инари усаживает его на место. Теперь-то солдат увидел направленный на него револьвер и понял, что перед ним стоит совсем чужой человек.

— Тише! Если шелохнешься и громко скажешь слово, это будет твое последнее слово на этом свете, — угрожающе шепчет Инари.

Но дневальный и так перепуган до смерти.

— Сколько здесь человек? — шепчет настойчиво на ухо ему Инари, по-прежнему держа револьвер у его лба.

— На ужине было тридцать.

— Где остальные?

— Восемнадцать в разных заставах, пять послано для проверки телеграфных линий.

«Черт побери, мы поймали только четверых, — выругался про себя Инари. — Куда бы мог запропаститься пятый?»

И он продолжал тихий допрос:

— Где оружие, винтовки?

— Вот в этих шкафчиках у стены.

— Шкафчики заперты?

— Да. Ключ от каждого при владельце винтовки.

Инари отходит немного, держа дневального под прицелом.

— Снимай ремень!

Тот снимает.

— Дай сюда.

Неуклюже, одной рукой, обматывает Инари руки дневального ремнем.

— Теперь сиди на стуле смирно. Лучше всего спи снова. Если будешь шуметь или двигаться — каюк! Понял?

Тот утвердительно кивает.

Действительно, лучше всего спать, потом проснуться — и тогда все может оказаться нелепым сном, за который даже фельдфебель не припаяет штрафных нарядов.

Волнуясь при мысли о предстоящем наказании, он все же с нескрываемым любопытством следит за каждым движением этого высокого парня.

Тот, держа в руке револьвер, подошел к нарам и осторожно потрогал крайнего спящего на верхней наре за ступню.

— Какого черта! — спросонок выругался разбуженный солдат и сел на своем ложе. Увидев устремленный на него револьвер, он сразу как бы протрезвел. — В чем дело?

— Если скажешь слово — крышка! — угрожающе шепчет Инари, и лицо его так выразительно, что солдат замер. — Где твой ящик? Номер восьмой? Дай ключ.

И затем дневальный видит, как лесоруб ключом, который подал ему солдат, открывает шкафчик и вытаскивает оттуда винтовку.

«Черт возьми, как это я поставил свою винтовку в шкафчик, не открыв затвора? От капрала мне бы здорово утром попало», — думает солдат и с чувством некоторого облегчения смотрит на Инари.

Инари же кладет винтовку к двери, рядом с первой, отобранной.

— Лежи смирно. Лучше спи, — приказывает он солдату и наблюдает, как тот поворачивается спиной к свету, лицом к стене.

Затем Инари тормошит его соседа. Тот поворачивается на другой бок и не хочет просыпаться.

Голая его ступня высовывается из-под одеяла. Инари кончиком дула щекочет ступню. Тогда солдат просыпается.

— Что, тревога?

— Молчи, — говорит ему Инари и угрожает револьвером.

Ни к чему, чтобы этот солдат сходил вниз со своего места, ненароком разбудит других, и тогда… Но Инари не думает о том, что было бы тогда. Он требует и от этого солдата, чтобы тот отдал ключик от своего шкафчика. Тот после полусекундного раздумья вытаскивает из-под подушки ключик и называет номер шкафчика.

Дверцы нескольких шкафчиков не заперты. Владельцы их, значит, в заставах или ушли отыскивать повреждения проводов.

Инари достает третью винтовку и кладет ее рядом с добытыми раньше.

И дневальный видит, как незнакомец (а возможно, что он все это разыгрывает и подослан начальством!) будит осторожно одного за другим по очереди всех солдат, от каждого забирает ключ, достает винтовку из шкафчика и складывает в груду у двери.

Люди, у которых отняты винтовки, не могут сразу заснуть, разве за исключением Таннинена, которому на все наплевать, и все же они молчат.

Правда, напасть на этого человека им было бы очень трудно, даже если бы удалось как-нибудь сговориться между собой, потому что они все лежат на нарах, а незнакомец стоит.

Правда, кто-нибудь из лежащих на верхних нарах мог бы ухитриться и швырнуть подушку в лампу, но тогда, если бы все вместе набросились на этого лесоруба в темноте, шесть человек, по числу патронов в револьвере, были бы угроблены.