Геннадий Фиш - В Суоми

«Но куда же девалась третья рота? Ах да, она, как было приказано ей, выстроилась в самом конце деревни, уже за околицей, и, пропустив обоз, должна идти сразу же за ними».

— Эй, кучер!

Но он уже давно подал сани управляющего к крыльцу и ждет. Коскинен и Лундстрем садятся в сани, и кучер гонит к околице.

Третья рота заняла свое место сразу же за вереницей разномастных саней.

Кучер неприступно восседает на облучке и важно покрикивает. Не впервой ему возить важных особ.

— Езжай без этих окриков и не гони так, — приказывает ему Коскинен.

Кучер недоумевающе пожимает плечами и опускает вожжи.

Они обогнали третью роту, обогнали хвост обоза, проехали середину, поравнялись с его головой.

— Эй, Олави, побереги свои силы, садись пока лучше в сани!

— Сколько народу! — восторженно говорит Лундстрем.

— Обоз тоже не мал, — отвечает Олави.

Они едут несколько минут молча, каждый думает о своих делах.

Лундстрем соскакивает с саней и идет рядом с розвальнями, на которых, покрывшись теплой попоной, рядом с другими женщинами приютилась Хильда.

— Теперь ты видишь, Хильда, что я тебе тогда, в лесу, говорил истинную правду.

Она молчит. И он сердится сам на себя. Для чего опять повел этот разговор, не сулящий ему никакой радости? Он догоняет сани, вскакивает на них и слышит, как Коскинен говорит Олави:

— Меня радует образцовый порядок в батальоне.

Если Инари приказал своей роте идти в полном молчании (они ведь были передовиками, и честь первой встречи с противником принадлежала им), то батальон передвигался медленнее, шумливее.

Разговоры в строю вспыхивали то там, то тут. Они тлели в обозе и превращались в галдеж в беспорядочной толпе, шедшей за батальоном…

Когда Коскинен выезжал из деревни, его неожиданно окликнул старик, тот, который говорил от имени делегации, пришедшей за охотничьими ружьями.

— Вы уходите?

— Да.

— А когда вы снова придете к нам? — И в голосе его звучала надежда.

— Не беспокойся, мы еще вернемся, — ответил Коскинен и дернул вожжи. — Мы еще вернемся, Суоми! — громко повторил он.

Метрах в двухстах от околицы через сетку зачастившего снега пробивалось пламя первого дозора. У костра дежурили часовые. Они, в темноте не узнав Коскинена, спросили пароль.

— Все отлично, — сказал Коскинен, отъехав.

Лундстрем в одном из дозорных, к своему удивлению, узнал почтальона. На его вопрос тот махнул рукой.

— Пусть письма сами ходят.

Темнеют спины последней шеренги лыжников второй роты. Кто-то идет рядом с санями и разговаривает с Коскиненом. Я хорошо запомнил фамилии партизан моего взвода и даже во тьме различу их обветренные лица. Но разве перечислишь поименно всех участников этого зимнего, неповторимого снежного похода, прошедших сотни километров на нестерпимом морозе, в полярных тундрах, в феврале тысяча девятьсот двадцать второго года, восставших, чтобы отвести удар от Страны Советов?

Разве точно припомнишь, что случилось в каждой пройденной деревне в эти дни февраля?

Переход и потом сон, дежурство у костра, перекур, холодная закуска и ледяной ветер в лицо. Одна деревня похожа на другую. День переходит в ночь, ночь в день, и трудно потом припомнить, что когда произошло. Так это было все быстро и неожиданно.

Лундстрем проснулся оттого, что сани внезапно остановились. Он открыл глаза, и сразу на его веки опустилась и растаяла мохнатая снежинка. Было темно. Шел снег.

— Гостинцы Инари!.. Подарок Инари товарищу Коскинену!.. — слышались голоса.

Лундстрем подвинулся вбок. Рядом сидел Коскинен.

— Товарищ Коскинен, по приказанию товарища Инари мы доставили вам четырех арестованных солдат-связистов из Сала, одного ленсмана, четыре винтовки, один револьвер, письмо Инари и пакет с казенной печатью.

— Давай письмо и пакет сюда!

— А что сделать с арестованными?

— Одного солдата оставь здесь. Остальных отправь к Олави.

Как прочесть в этой сгущенной влажным снегом тьме послание Инари? К счастью, у Лундстрема оказался с собой небольшой карманный фонарь.

Они остановили сани, приподняли немного вверх мохнатую полость и, присев на корточки, при свете фонаря с трудом разобрали каракули Инари. Интересно, что в этом «совершенно секретном» пакете?

Коскинен взломал печати и вытащил из конверта вдвое сложенный листок хрустящей бумаги.

Он внимательно прочитал листок два раза, а другие стояли рядом и ждали, что он скажет…

— Товарищи! — торжествующе заговорил Коскинен. — Мы сорвали им мобилизацию в Похьяла. В этой бумажке распоряжение о немедленной мобилизации семи возрастов и отправке их в Улеаборг. Черта с два они получат теперь! Черта с два пойдут теперь ребята в их армию и из соседних приходов! Мы сорвали им мобилизацию, — повторил он.

Лундстрем сидел, спрятав потушенный фонарик в карман.

— Теперь обсудим, как захватить гарнизон в Сала, — обратился к командиру второй роты Коскинен.

Сани быстро покатились по наезженной дороге, выглаженной лыжами двух прошедших рот.

Когда вышли из Коски, снег падал вертикально, ветра не было. Теперь же он несся прямо в лицо, залепляя глаза и тяжело садясь на одежду.

— Эй, останови!

Их сани в темноте чуть не наехали на пятки лыж последней шеренги второй роты. Кучер освободил вожжи. Лошадь пошла медленнее.

Командир второй роты предлагал окружить со всех сторон Сала и начать наступление по всем правилам военного искусства.

— Твое предложение не годится. Лишняя стрельба. Лишние потери. Надо в темноте подойти к дому, где спят господа офицеры. Окружить его. И послать лейтенанту записку-ультиматум, чтобы немедленно сдавался.

— Незачем объявлять врагу, с какой стороны и как на него наступаешь.

— Нет, пока он не разобрался в обстановке, надо взять его на испуг. По-моему, надо как можно меньше шума. Пленного солдата мы пошлем с запиской.

Вторая рота подошла к хуторам.

Головные — их слепила метель — чуть было не прошли мимо, но один из них все же успел вовремя заметить низкое, темное пламя ракатулета.

— Не вовремя Инари ушел в разведку, — проворчал командир второй роты.

Ему думалось, что Инари, служивший ранее в армии, поддержит его план и Коскинену придется уступить и не совершать необдуманных поступков. Но Инари, взяв с собою Каллио, ушел вперед обрывать провода, не дождавшись второй роты. Ему уже полагалось бы вернуться обратно, но его все не было.

— Что ж, в таком случае придется действовать без Инари, — сказал Коскинен. — Надо воспользоваться погодой.

В печной трубе завывала вьюга, и казалось, даже в жарко натопленной комнате проносился холодный ветер.