Екатерина Шевелёва - Испытания

И еще добавил про Красный Бор: «Постепенно рабочему классу надо вести за него борьбу и добьемся, чтобы не погибли ни лес, ни другие всякие угодья!»

Про Красный Бор он, конечно, сказал вроде ей в подарок, хотя не была она там потому, что как раз тогда с откреплением канитель началась, однако неужели до нее не дойдет?

А речи, с которыми обращались к нему?! Так, словно судьба во всеуслышание подтвердила свое мнение о нем, как о порядочном качественном человеке.

Часы он принес не куда-нибудь, а в ее квартиру, подчеркнув тем самым, что общее у них домашнее хозяйство. И место нашел такое, словно было оно давно предназначено для этих великолепных часов, для справедливой оценки, данной ему судьбой.

В кухне повесил. Над холодильником. В ванную комнату идешь постирать себе рубашку или ей кофточку — часы видны. В туалет идешь — видны. И в кухню входишь — то ли картошку почистить, пожарить, то ли суп сварить или она позовет чаю попить, — часы, шоколадно-золотистые, сразу бросаются в глаза!

С тех пор как появились стенные часы, красивый подарок цеха, он часто заходил в кухню без всякого дела. И долго стоял, слушал солидный отсчет времени, подтверждающий, что жизнь его — серьезная добротная жизнь порядочного человека…

Добираясь домой, чтобы отоспать хмель и утром приехать на вокзал свежевыбритым, деловым, он как раз и размышлял о своей порядочности.

Ну выпил — любой выпивает. А вообще не в чем ему себя упрекнуть! Когда она в командировках, квартира присмотрена. Однажды спас от потопа — всю ночь подставлял тазы и ведра под течь с потолка, потому что крышу не ремонтируют, раз домишко на снос. В другой раз утечку газа обнаружил, проклял все на свете, пока до аварийки дозвонился. А цветы за окнами кто поливает? Цветы, которые она каждую весну находит время посадить в память о матери. Он, Алексей, ухаживает за памятными цветами.

А к ее картинам не прикасается. Прислонены к стене обратными сторонами к нему, охраняющему жилье, будто спиной повернулись, а душу спрятали.

Над громоздкой грудой лист бумаги прикреплен с категорическим распоряжением: «Не трогать!» Смутно-обидная надпись для него, серьезного человека, у которого есть свои обязанности по дому. Так, словно не доверяется ему нечто особенно важное.

Впрочем, он своего мнения об ее художестве никогда не высказывал, потому что затруднялся найти подходящие слова. А постепенно вообще потерял странный, тоскливо-ноющий интерес к ее картинам. Ничего в них не может быть особенного!

Входная дверь оказалась запертой изнутри на второй замок. Стало быть, она уже приехала! Сказала, что завтра, а явилась сегодня! Зря он тащился сюда ночевать! Зря оторвался от блиставшего бутылками праздничного стола!

— А, проклятая врунья!

Он выругался, тыча ключом в замок и не осознавая — ее бранит или судьбу, опять подсунувшую чертово «чуть-чуть»: чуть было не встретил!

За дверью внезапно — она сохранила легкую неслышную походку молодости — ее голос:

— Я просила не приходить сюда, если напьешься!

— Подкрадываешься! Издеваешься над порядочным человеком!

Все-таки открыла дверь. И молча посторонилась, когда он качнулся, проходя в свою комнату. Он лег не сразу. Оставив дверь открытой, стоял, глядел в туманную ночь за окном.

И, пытаясь преодолеть опьянение, выискивал такие слова, чтобы она поняла, признала его порядочность. Ему всегда, еще с молодости, было невмоготу душевно раскрыться, как бы защитить себя. Сказал громко, с тяжелой медлительностью:

— А я ушел от праздника. Чтобы завтра тебя встретить. Как порядочный человек. Я помнил: приезжает девятого ноября. Девятого, а не восьмого или седьмого.

— У меня обстоятельства сложились иначе. Тебя разыскивали по телефону, чтобы предупредить. Значит, не нашли. Наверно, не первый день празднуешь!

Он отошел от окна, сел на постель. Казалось, ночь влезла в комнату, окружила его плотным туманом.

— Меня не интересуют твои обстоятельства. И твои картинки. Давно уже не интересуют! Можешь прятать их, да подальше!

— Ах, тебя не интересует!..

Проваливаясь в спячку, он все-таки понял, что нашел не совсем удачные слова.

Слыша его пьяный храп, она впервые за многие годы почувствовала не злобу, сжимающую горло и сердце, а безразличие. Может быть, потому, что он впервые цинично заявил о безразличии к ее работе?

Заглянула из коридора в его комнату. Он спал, поджав длинные ноги и вобрав голову в рыхлые плечи. Впервые за многие годы ее не тронула поза, напоминающая беззащитность животного.

И впервые она пожалела себя, исступленно-энергичную ради того, чтобы дочь вырастила Мишу и Аришу в достатке и осуществила мечту о гармоничном воспитании детишек; ради того, чтобы этот старик, Лешка Горелов, хотя сама она — его ровесница, сохранял человеческое достоинство; ради того, чтобы она могла вырывать для себя дни самозабвенного творчества, без навязчивого вопроса, как свести концы с концами.

Пожалела себя, рыскавшую по магазинам за сандалиями и рубашкой, которые по-матерински обещала этому старику.

А как она радовалась, что возвращается домой с новыми эскизами и заново найденной композицией картины «Наставница и ученица», работу над которой она забросила, потому что ничего не получалось! Картина будет называться сейчас совсем иначе — «Трудный перекресток», но в центре будет образ Анны Шуматовой, а рядом с ней будет ее ученица Люба Щеглова.

Люция Крылатова радовалась тому, что возвращается домой, преодолев творческий кризис, и что дома ее ждет человек, от которого, слава богу, уже год не пахнет водкой!..

В душе она гордо считала достижением то, что он теперь не пьет запойно и давно уже не врет и не ворует рубли на водку.

Она до сих пор помнила, когда и как впервые увидела Лешку выпившим.

Он пригласил Люцию на финальные соревнования по теннису, надеясь выиграть смешанную парную, добрать нужные баллы для звания мастера спорта.

Люция видела, как Лешка украдкой выпил в буфете полстакана водки перед игрой.

Она до сих пор помнит тот финал: сначала молниеносное нападение Алексея Горелова, его красивая, уверенная защита, потом — она заметила с придирчивой наблюдательностью художника — некоторая стертость, размягченность движений. И поражение. И его брошенный партнерше упрекающий взгляд, будто она, а не полстакана водки были причиной проигранного финала!

Впрочем, Люция тогда не перечила Алексею: ладно, партнерша так партнерша. А зато в дальнейшем она успешно боролась с желанием Горелова выпить по тому или иному поводу, боролась, используя и свое общественное положение, и еще мало ли что!

Наблюдая бегущую навстречу за окном поезда Москву, Люция Александровна решила, что сегодня покажет Алексею свои новые эскизы к большой картине «Трудный перекресток».