Екатерина Шевелёва - Испытания

Орлов тогда все-таки не убедил Зину, но невольно заставил ее вспомнить другую речь, да, тоже о судьбе человека на земле, да, тоже о смысле и цели жизни.

— …За победу и за единственную цель нашей жизни, других целей у нее нет, — чтобы народу хорошо жилось… — вспомнила девушка то, что говорил Гориев в Москве на встрече с рабочими большого завода… — За победу!

Ну что ж, никто и не может упрекнуть Зину в том, что она меньше других участвует в общей борьбе за победу!

Сейчас, в дни наступления, она всегда старается быть там, где она нужна. Она перевязывает и уносит из-под огня. И раненый радист перевязан ею!.. Но, делая все, что нужно, присутствуя именно там, где это необходимо, Зина не может освободиться от ощущения странной изолированности от окружающих, словно и в самом деле обитает она на островке, окруженном пустотой!

…Раненый радист терял сознание. Зина привычно обняла его за талию и так полудовела, полудонесла до блиндажа штаба полка.

— А связь? — спросил тревожно помощник начальника штаба.

Зина поняла. Да, она по совету Орехова изучила рацию, овладела техникой связи.

Зина сказала:

— Я постараюсь заменить его… Рация цела…

Она вернулась в окопчик радиста, где работать было спокойней, чем в блиндаже, надела наушники и едва удержалась, чтобы тут же не сдернуть их. Ей почудилось, что она очутилась перед сотнями людей, требующих от нее ответов, решений, приказаний. Десятки настойчивых голосов раздавались в эфире:

— Сокол! Сокол! Правее, из-за тучи, заходят «мессера»! Видишь? Видишь? Перехожу на прием!

(«Станция наведения полевого аэродрома, что совсем близко от нас!» — подумала Зина.)

— Ахтунг! Ахтунг! Направление 275!

— Дуб! Дуб! Где ваш хозяин? Где ваш хозяин? — монотонно повторял кто-то, а потом голос с ярким грузинским акцентом спросил нетерпеливо:

— Слушай, Дуб, как дела? — И удивился: — Слушай, Дуб, почему я твой разговор не узнаю?

— Я заменил хозяина Дуба!

(«Бой идет у соседей!» — догадалась Зина.)

— Фланги у меня не прикрыты! — говорил «Дуб», а грузинский акцент сердито кричал, словно нарочно жестко произнося слова:

— Впэрод! Только впэрод!.. Туман! Обойдешься без огня!..

— Ты почему все знаешь! — возмущался кто-то. И продолжал, будто теряя рассудок: — Ба-ба-ба-ба-ба!

(«Немцы забивают!» — не сразу сообразила Зина.)

— Ваня! Ваня! Держи меня справа! Видишь, прет?! Видишь, прет?!

— Да вижу, вижу!

(— Летчики! — невольно прислушиваясь, прошептала Зина.)

Вокруг нее шумела жизнь, яростно отстаивая себя, не отчаиваясь, не сдаваясь, не покоряясь смерти.

— Один с копыток долой! — зазвенел в наушниках ликующий возглас, и Зине почудилось, что она улыбнулась: наш «ястребок» сбил «мессера»!

В бурной пестрой разноголосице надо было отыскать Орлова. На его волне раздавался беспорядочный визгливый лай, мяуканье: немцы, видимо, не дремали!

Зина переключилась на запасную волну — пусто! Как, оказывается, трудно найти друг друга даже на сравнительно небольшом расстоянии! И в то же время девушка была уверена, что Орлов ищет ее, зовет ее, что он мысленно видит именно ее на месте радиста. И она сама осторожно и настойчиво пробиралась в эфире к голосу, который издалека звал ее. Она снова вернулась к основной волне и снова перешла на запасную.

И вдруг вздрогнула вся, всем телом, услышав знакомый голос. Бог весть почему сдержанный, спокойный и свежий голос Дмитрия Орлова был так похож, так похож на голос Гориева!

— Я — Иртыш, Иртыш! — говорил Орлов. — Нахожусь в квадрате 23, у трех деревьев, видите три дерева, видите? Перехожу на прием!

Постепенно Зина установила все, что произошло с Орловым за последние несколько часов. Траншеи переднего края немецкой обороны были пусты. Орлов со своими бойцами пошел дальше и легко переступил следующий рубеж — всего несколько выстрелов, несколько убитых немецких солдат.

Но немцы двигались по параллельной дороге. И с тыла по взводу Орлова хлестнул ружейный, пулеметный и беспорядочный артиллерийский огонь. Немцы, впрочем, приостановились, видимо, достаточно напуганные призраком «котла». Но и Орлов был озадачен: что делать? Пробиваться назад — значило просто вести на верную гибель своих людей.

— Идти вперед! — твердо сказал себе Дмитрий. — Гнать врага, создавать панику!

…Орлов со своим взводом прошел 150 километров, очистил от врага несколько деревень. Наконец — большак, по которому немцы отводили свои главные силы.

— Передайте Орлову от имени Орехова, — сказал Зине помощник начальника штаба, — передайте приказ перерезать большак! Передайте точно слова полковника: «Заранее уверен, что выполнишь!»

Зина уже не могла пользоваться микрофоном — слишком велико было расстояние. Она торопливо выстукивала, ловя ответные сигналы и удивляясь новой для нее предусмотрительности Дмитрия, который захватил с собой две рации.

— Передайте полковнику, — расшифровывала Зина сигналы Орлова, — под моей командой бойцы взвода лейтенанта Гориева перерезали большак!

…Верхушки деревьев розовели, золотились. Наступало утро. Зина все еще сидела, склонясь над рацией. Кровь стучала в ее висках, а легкое постукивание ключа казалось ей похожим на тоненькую трель кларнета. Кларнет пел один.

Но нарастал, приближался далекий уверенный гул. И наконец мощный торжественный каскад звуков прокатился по небу. Загремела наша артиллерия.

— Восход солнца! — вспомнила девушка.

В моем делегатском портфеле наконец лежала необходимая деталь. Та самая, найти которую в Страсбур советовали мне московские коллеги.

— Примечательную деталь. Необычную. А уже на нее накручивай все.

Однако шли рабочие дни организованного Страсбурским университетом международного антивоенного симпозиума, а необычная деталь никак не отыскивалась.

Дни были насыщены различными впечатлениями; каждое оставалось в памяти обособленно, наверно, потому, что не было осевой детали.

Древняя, пронизывающая город мелодия гулких колоколов собора. Какофония «оркестра» — барабаны, дудки, трещотки, губные гармошки, свистки — вокруг густого костра, разложенного буйной молодежью на маленькой Кафедральной площади. Листки разбросанных тут же прокламаций с обличением лицемерия и смутным требованием «такого мира, какого мы хотим, а «они» не хотят!».

На замшелой каменной стене самого живописного уголка города намалевано: «Нет — запрету поставок для Газодюка!» («Газодюк» — словообразование, очевидно, по аналогий с «виадуком», обозначает по-французски «газопровод».) Через несколько шагов: «Ура, Румменигге!!» (Напомню: Румменигге — лидер футбольной команды ФРГ, отличившийся вдохновенной игрой на первенстве мира по футболу.) Двое здоровенных парней в запыленных башмаках и куртках-«непродувайках» храпят на тротуаре под витриной с изумительными прозрачно-матовыми статуэтками. Рядом со спящими недопитая бутылка вина, недоеденные бутерброды, плакатик: «Выспимся и догоним Марш мира!»