Екатерина Шевелёва - Испытания

Известно, что Черенцов обращался к собеседнику на «ты», только когда разговор его заинтересовывал всерьез.

Обрадованный этим «ты», Олег Сергеевич почти с удовольствием признался, что не заметил.

— Они не хотят оставаться авралить за деньги, но они хотят идти на субботники и безвозмездно строить стадион.

— Пожалуй, я обратил внимание, но не придал значения. Очевидно, отнес за счет непоследовательности заводил…

— А вот, кстати, — необычно для себя перебил собеседника Черенцов, — кто заводилы? Боюсь, ты не знаешь. И, судя по вашей заводской газете, в бригаде нет и не может быть заводил. Вообще нет монтажниц, конкретных людей. Вот посмотри… — Черенцов раскрыл подшивку многотиражки, нашел майские номера: — «бригада Лаврушиной сдала…», «бригада перевыполнила…», «бригада Лаврушиной помнит свои обязательства…». Пишем: «бригада помнит» — и забываем, что эта бригада — характеры, биографии, личности. У каждой монтажницы, как ты сам только что мне рассказал, свои личные запросы, интересы… Аврал не отвечает многогранности интересов, а строительство стадиона отвечает.

— Та картина Бобровой, «Русское поле» была иллюстрацией к Толстому, к повести «Хаджи-Мурат», — сказал Олег Сергеевич. — То есть запросами и личными интересами мы все-таки занимаемся… Я не в оправдание себе, а в порядке информации, — добавил он, смущенный, как ему показалось, странным пристальным взглядом Черенцова.

— А я тоже не в оправдание себе, а в порядке информации объясняюсь. — Улыбка осветила обычно малоподвижное лицо Виктора Дмитриевича, придала ему живую выразительность. — Я с открытия выставки современной техники все думал, прав я или нет, что посоветовал снять картины. Сейчас понял — прав. Потому что вспомнил строчки, которые подсказали художнице иллюстрацию. Толстой описывает пестрый луг и поднятый пар, черное, мертвое поле и говорит, что человек — разрушительное, жестокое существо, уничтожающее природу… Точно я не помню, но смысл именно такой: цивилизация — а что такое цивилизация? Прежде всего техника — верно? — уничтожает все живое. Объективно у молодой художницы получилось бы полемическое выступление по экологическим проблемам на выставке современной техники… Думается, это было бы ни к чему.

— По-моему, натяжка, Виктор Дмитриевич… Никто не вспомнил бы строчки, подсказавшие иллюстрацию. Ведь вы, такой книголюб, и то вспомнили их не сразу.

— Недооцениваете молодежь, товарищ Иванов… — В голосе секретаря обкома не было ни упрека, ни раздражения, просто констатация факта. — Современные молодые люди сплошь и рядом читают больше нас. И зачастую все подряд — советскую литературу, западную, технику, фантастику, философию, литературоведение… Недооцениваете молодежь, — повторил секретарь обкома, — в этом все дело.

Иванов понял, что В. Д. имел в виду не только вообще молодежь, но и совершенно конкретных людей, монтажниц.

Вот уже первые пропуска из утреннего рабочего потока брошены в прорези большого щита, что направо от входа в цех: над прорезями — названия рабочих групп и отделений цеха: бригада монтажниц, слесари-сборщики, крановщицы, группа планово-производственного ремонта.

Примерно через час закроются прорези на щите, зафиксировав опоздавших. Перед началом смены мастер Борис Иванович Шаргин проведет «пятиминутку» в большой комнате, рядом с кабинетом Оградоваса, той самой, которая сама собой окрестилась тоже «пятиминуткой». Мастер проанализирует задание на смену, доведет до сведения рабочих очередные приказы директора завода и начальника цеха… Обычное начало обыкновенного рабочего дня. Но Ольге (она, как часто бывало, приехала на завод спозаранку и зашла, перед тем как подняться к себе, в самый трудный цех, аппаратный) почему-то особенным кажется нынешнее утро. Может быть, потому, что все знают о случившемся в бригаде Лаврушиной? Знают, но молчат. Даже в самом аппаратном об этом ни, слова. Лишь поглядывают рабочие в сторону участка монтажниц, да то и дело подходит к монтажницам кто-нибудь из администрации.

Возле кабинета начальника аппаратного цеха старший мастер нажал кнопку недавно замененного звонка. Сигнал начала рабочего дня звучал теперь не резко и пронзительно, как раньше, а приятно, напоминая мелодичные позывные радиостанции.

И тут же контрастом — команда Веприкова:

— Борис! Собирай фиксаторы!

— Вася! Подруби аппараты!

Владимир Веприков любил это почти мгновенное переключение от покуривания с подчеркнутой ленцой, от чуть-чуть демонстративной небрежности слов и жестов к скупой, рассчитанной автоматичности движений.

«Производительно работать — значит не делать ничего лишнего, бесполезного», — любил говорить Владимир Веприков. Фраза была похожа на цитату, но бригадир был уверен, что придумал ее сам.

Бригада Веприкова должна собрать в июле 400 контроллеров — аппаратов, взаимодействующих с токораспределительными щитами — панелями. В каждом контроллере несколько видов узлов различных деталей; эти узлы соединяются в блоки, которые устанавливаются в корпуса; контроллер готов тогда, когда на его корпус навешена и привернута дверь, предохраняющая блоки от коррозии.

С каждым контроллером порядком возни. Но главная беда в том, что вот уже третья декада июля на носу, а как в прошлом месяце, как в позапрошлом, как во все предыдущие месяцы, сколько помнит их Владимир Веприков, нет ритмичной сдачи продукции в его бригаде. И не по его вине. То электрический цех недодал магнитных катушек, стало быть, узлы не скомплектованы. То цех твердых изоляций недодал изоляционных материалов, то сварочная задержала корпуса, то механический участок, хотя вот он, рядом, не обеспечил задела, то — и, пожалуй, самое что ни на есть непреодолимое — от заводов-поставщиков задел не поступил.

Сегодня опять узлы не скомплектованы. От сдачи хотя бы небольшой партии контроллеров приходится отказаться. И так же, как в прошлом месяце, и в позапрошлом, и во все предыдущие месяцы, Владимир Веприков не мог уразуметь, кого винить в плохой комплектации. Старший ли мастер, он же секретарь партийной организации Борис Иванович Шаргин, не сказал загодя на диспетчерском часе начальнику цеха, каких деталей не хватает? Начальник ли цеха упустил — не потряс диспетчеров и мастеров, не спросил с них? Вот и разберись, кто виноват, боже мой!

Поэтому, не отвлекаясь на перебранку с мастером, с начальником цеха или еще с кем-либо, по опыту зная невысокий коэффициент полезного действия от подобной перебранки, решил собирать что удастся, используя имеющиеся детали.

Владимир не особенно стеснялся, если у бригады простой, поднять голос на мастера или на кладовщицу — нет, он просто не видел в этом толку. Ну покричишь сегодня — получишь изоляцию. Покричишь завтра — получишь еще что-то. А надо, чтобы задел шел впереди на полмесяца или даже на месяц. Не на подачках же существовать, боже мой! У рабочего должна быть гордость, тем более у бригадира одной из лучших комсомольских бригад не только на заводе, но и в городе!