Екатерина Шевелёва - Испытания

— Не подозревал у вас такого чувства юмора! — попытался вернуться к своей привычной язвительности Озолов. — Чего расхохоталась-то? — добавил он примирительно, на «ты».

— Я вспомнила… биологию, о которой вы говорите. Амебы есть! И еще инфузории!..

Ольга смеялась так заразительно, что и на лице Озолова непроизвольно выразилась готовность превратить все в шутку.

Они подъехали к обкому партии.

— Я зайду в лекторскую группу, пока вы будете… агитировать товарища Рогалева, — сказала Ольга еще со смешинкой в голосе.

Но она никуда не пошла. Большое здание редакции газеты было налево и немного впереди. Ольга не думала о том, что Вагранов может появиться здесь, хотя в ней жило счастливое ожидание встречи с ним. Той встречи, которая обязательно будет через несколько дней. Когда-то она уже испытала такое счастливое, проникнутое уверенностью ожидание. Когда-то давным-давно. Она закрыла глаза — и тут же, словно не давным-давно, а вчера это была, увидела, огромный Георгиевский зал, его белоснежные узорчатые своды, и золотистый паркет замысловатого рисунка, и мраморные летописи подвигов российских полков. И себя увидела — сидящую на покрытой белым чехлом мягкой скамье…

Выйдя из обкома партии, Озолов уселся в машине не рядом с Ольгой, а на свое обычное место, рядом с водителем. «Подчеркнул, что никакого обстоятельного и доверительного разговора сейчас у нас уже не будет», — подумала Ольга, неприязненно глядя на большую круглую, как глобус, голову директора. Действительно, почти половину дороги до завода проехали молча. Однако у переезда, когда машина снова застряла перед закрытым шлагбаумом, перебранка водителя с дежурной поста вывела Озолова из отчужденного молчания. Он спросил, не оборачиваясь:

— Почему не поинтересуетесь, чем закончилось мое свидание с Рогалевым?

Ольга пожала плечами. Не впервые она в душе удивлялась странности своих взаимоотношений с директором завода: едва они оставались вдвоем, а иногда и при других, между ними возникала напряженность, обостренное сознание присутствия друг друга. И все же это не было той особенной напряженностью, которая возникает нередко между мужчиной и женщиной. Ольга вспомнила, что она испытывает такую же неприязненную напряженность, глядя на Марьяну Крупицыну. И странно, похожее чувство, только светлой окраски, охватывало Ольгу при встрече с Ваграновым. «Может быть, так случается — со знаком «минус» или со знаком «плюс», — когда встречаются уж очень разные личности или, наоборот, очень близкие друг другу?» Вслух она сказала:

— Учла ваш упрек, что покушаюсь на ваше единоначалие. Захотите посвятить меня — хорошо, не захотите — не надо.

В душе она продолжала удивляться своей вновь обретенной сегодняшней определенности: никаких «пожалуй, да», «наверно, нет!». Заметила, что Озолов снял очки, словно собирался рассмотреть ее повнимательней, но так и не оглянулся. Ответил в обычной своей манере, будто вдавливая слова в сознание, собеседника:

— Захочу. Потому что вам надо иметь представление о точке зрения Рогалева. Перед вашим разговором с Ваграновым. А на заводе вы не перескажете, не сомневаюсь. В чем, в чем, а в сдержанности вашей уверен.

— Я вас слушаю.

— Сначала вопрос. Что вы знаете о пособиях монтажницам?

— Ничего. Но… — Ольга покосилась на пожилого водителя, уже много лет работающего с Озоловым, и закончила: — На Лаврушину сейчас вешают всякие сплетни!

— В данном случае не сплетни, — Озолов живо повернулся. — Не кто иной, как я, посоветовал Лаврушиной сманеврировать. Дал из своего фонда пособие как бы двум, а она сама расписалась за них и разделила деньги на всю бригаду.

— Но почему же никто не объяснил монтажницам, как было на самом деле?! — вскричала Ольга. — Если бы они знали, Боброва, не винила бы Лаврушину, что та потеряла совесть! Вот что получается, когда втихую решают! — Ольга поймала себя на том, что почти буквально повторяет упреки, звучавшие на собрании в бытовке. И тут же ей пришло в голову совсем другое. Упавшим голосом спросила: — Вагранову стала известна эта история?!

Она испуганно представила себе: Вагранов напечатает резкую разоблачительную статью! Он темпераментный, принципиальный, а Лаврушина, по существу, не очень-то виновата. Озолов гораздо больше виноват, но ему действительно приходится «выкручиваться». Статья нужна совсем не резкая. Надо спокойно написать о различных противоречиях в жизни завода и терпеливо объяснить причины различных парадоксальных фактов. От резкого выступления в газете может пострадать сам же Вагранов. Он новый человек в области, не знает, какой здесь большой авторитет у Озолова, как считается с директором завода первый секретарь обкома…

Озолов истолковал по-своему испуганное восклицание своего главного экономиста, удовлетворенно подумал: «Понимает, что привлекать внимание к нелепостям нелепо!»

Сказал, снова глядя вперед, на бегущую под колеса дорогу:

— Геннадий Алексеевич Рогалев умеет отличать главное от второстепенного. Главное сейчас — подготовка к съезду, досрочное выполнение производственного плана… На Лаврушину можно положиться, надо, чтобы она осталась бригадиром…

— Вы рассказали товарищу Рогалеву о пособиях?

— Раз собирался рассказать, значит, рассказал. У меня слово не расходится с делом!

— Ну и как?

Озолов угрюмо молчал. Наконец ответил:

— Первый секретарь обкома партии за такие дела, естественно, по головке не гладит. Отругал. А как же иначе?! Он и должен был отругать. Но на поводу у товарища Вагранова он не пойдет! Ибо он практик, а не отвлеченный идеалист. И в данном случае Геннадий Алексеевич сумел отнести мою… вину в разряд второстепенных фактов… Вам это полезно знать для разговора с Ваграновым. — Озолов снова живо повернулся к Ольге и сказал с той же внезапной откровенностью, как час назад на пути в обком: — Геннадий Алексеевич — человек не только практичный, деловой, но и масштабный. И я на этом, Ольга Владимировна, сыграл, между нами говоря! Я ему напомнил такие недостатки, по сравнению с которыми фиктивные пособия, — Озолов презрительно фыркнул, — ерунда. Я напомнил товарищу Рогалеву, что технология изменилась, а Госплан этого не учитывает! Я ему напомнил, что скорректированный план я получаю только в январе, а в лучшем случае в декабре, откуда же мне знать, что я должен заказывать?! Напомнил, как у нас идут поставки по прямым связям — за светильники у нас просят нержавеющий лист, а за него — прокат черных металлов определенного сортамента. Словно тройной квартирный обмен в Москве!.. Такие вопросы надо поднимать товарищу Вагранову. Тогда будет реальная помощь от газеты предприятиям области.