Леонид Почивалов - Двое в океане [Хроника одного рейса]

Замечание Кулагина задело Золотцева.

— Удобно! Удобно! — проворчал он. — Не впервой! Наоборот, этим мы подчеркнем неофициальность своего визита. Я бы сказал, его вынужденность. — И, втиснувшись в машину, закончил: — Мы не дипломаты. Мы ученые. С нас взятки гладки. — Он покосился на севшего рядом Смолина, задержал взгляд на его галстуке. Смолин молча развязал галстук, сунул в карман и за свой поступок был награжден благодарной улыбкой начальства.

Дороги в Сент-Джорджесе короткие. Через пять минут они уже оказались в министерстве иностранных дел, по-южному легком одноэтажном павильоне, прикрытом от солнца, как веерами, широкими лапами пальм. Их принимали в небольшом, оснащенном легкой бамбуковой мебелью кабинете, стены в нем казались тоже легкими, как в японской фанзе. На одной из стен висела карта Гренады. На нежно-голубом фоне моря лежала земля, похожая на странный экзотический плод, она казалась такой огромной, что напоминала континент. Гостей усадили в кресла перед бамбуковым столиком. На столике стояла безделушка: на никелированной стрелке висела на серебряной ниточке серебряная фигуристка, она откинула назад одну ногу, а коньком другой почти касалась круглой, тоже серебряной пластинки, изображающей площадку катка; ветер покачивал подвешенную фигурку, и казалось, что она изящно скользит по звенящему от холода льду. Как она попала сюда, в тропический мир, где никогда не видели снега?

Гостей принимали двое мужчин среднего возраста. Оба были темнокожи, оба, улыбаясь, обнажали прекрасные ослепительно белые зубы, и Смолин так и не понял, кто из них заместитель министра иностранных дел. Они любезно приветствовали первых русских ученых на гренадской земле.

— Это для нас большое событие, мы никогда не видели столько ученых сразу! — сказал один из хозяев, приправив свои слова густым грудным добродушным смехом.

— Тем более эти ученые — наши друзья, — сказал другой.

— Мы вообще хотим быть в добрых отношениях со всеми, — сказал первый. — Наша страна настолько маленькая, что может рассчитывать только на доброту других.

Поговорили о Гренаде, о ее проблемах и трудностях, Золотцев в ответ рассказал о задачах экспедиции, посетовал на неожиданный срыв давно задуманного и такого важного эксперимента с американцами.

— Увы! — отозвался на это один из хозяев. — Издавна американцы слыли нацией обстоятельной, деловой. А сейчас приходится все больше сомневаться в этом.

— И все больше их опасаться, — поддержал коллегу второй. — Сейчас это нация ненадежная, непредсказуемая. Действие англичанина можно больше предугадать, чем действия американца. Американцами сейчас все чаще руководят уже не только деловые соображения, а амбиции. Слишком богаты и сильны стали. Даже бесспорную выгоду могут принести в жертву собственному гонору.

— Вы имеете в виду тех, кто у власти? — спросил Смолин.

— Нет! Всех! За последние десятилетия их всех именно так и воспитали — в обмане, лжи, лицедействе. Я учился в Америке, американцев знаю. Верить им нельзя!

«Суровая характеристика, — подумал Смолин. — А Клифф? Неужели и ему нельзя верить? Кому же тогда?»

Во время беседы Золотцев, склонившись над столом, внимательно слушал, кивал в знак согласия, но при этом время от времени трогал пальцами серебряную фигуристку, а она в ответ крутилась на ледяном пятачке, делая немыслимые пируэты… «И что это он привязался к игрушке, как маленький», — раздраженно подумал Смолин.

Когда настала пора прощаться, Золотцев, показав на игрушку, пояснил:

— Видите ли, я большой любитель фигурного катания. — Он простодушно рассмеялся, похлопал себя по солидному животику. — Конечно, только как зритель. Увы! Так вот… Когда вы окажетесь в Москве… — Он указал на фигуристку. — Все это покажу в натуре. На настоящем льду. Так что приглашаю!

— Спасибо! — сказал один из хозяев и похрустел визитной карточкой, которую положил перед ним Золотцев при знакомстве. — Вполне возможно, что мы при случае воспользуемся вашим любезным приглашением.

Смолин перевел это Золотцеву, и тот вдруг стал торопливо прощаться.

В машине забеспокоился:

— А вдруг они все это приняли всерьез?

— Конечно, всерьез, — подтвердил Кулагин. — Придется приглашать.

— Этого еще не хватало! Я же не согласовывал. Это у меня так сорвалось с языка.

«Наверное, у того, кто с три короба наобещал в римском университете, тоже сорвалось с языка», — подумал Смолин.

Город располагался на террасах, и машина, направляясь к следующему уровню государственной власти, забиралась все выше и выше. Дом, к которому они подъехали, был уже двухэтажным, больше, чем предыдущий. Приглашенные с «Онеги» поднялись на второй этаж и здесь в не очень просторной комнате с окнами, закрытыми от солнца плотными шторами, их принял грузный человек в очках, заместитель премьер-министра. Прием оказался коротким, в нем не было той дипломатической легкости общения, которая запомнилась в мидовском коттедже, но здесь мысли излагали прямее и конкретнее. Полный человек в очках говорил о том, что страна переживает острый момент, что каждый день может подвергнуться нападению со стороны американцев, что против нее ведется скрытая и открытая подрывная работа — занимают экономически, засылают на Гренаду агентов, они уже провели несколько диверсионных акций: совершили покушение на правительство, устроили поджог лучших, приносящих наибольший доход туристских отелей. Заместитель премьера говорил о том, что в этих условиях нужно особое сплочение, дисциплина и ясное понимание реальной обстановки, а для этого пора отказаться от иллюзий, учитывать опыт и взгляды других, на которых тоже легла ответственность за будущее Гренады.

Он снял очки, положил их на стол, и глаза его сверкнули холодным слюдяным блеском.

Смолин переводил слово в слово Золотцеву, тот в ответ понимающе кивал, но какое отношение они, ученые-иностранцы, могут иметь ко всему этому? Человек в очках то ли утверждал свою точку зрения в самом себе, то ли полемизировал с кем-то другим, не присутствующим в этом кабинете.

Когда они покидали этот дом, Смолин сказал Золотцеву:

— Такое впечатление, что он озабочен иным, гораздо более для себя важным, чем тем, о чем говорил.

Снова залезая в машину, Золотцев отер платком со лба капельки пота.

— Ну и жарища! И зачем нам эти визиты?

Машина опять стала забираться все выше и выше по крутой дороге, проложенной по склону горы, пока не достигла седловины хребта. Здесь она остановилась возле изящной виллы с широкими окнами и высокой кровлей. У ее подъезда замер в карауле рослый английский офицер, настоящий бледнолицый сын Альбиона, такой неожиданный на этой земле. Когда гости проходили мимо него, он картинно отдал им честь.