Саттор Турсун - Три дня одной весны

Нет, быть этого не может, не так уж он и плох. Здесь, конечно, другое… Она не хочет мириться с ним из-за того парня, шофера. Он понимает — это ясно: сердце ее тянется к Фирузу. Ведь она сама открыто говорила о своем увлечении. А он, дурак, не поверил, решил, что она хочет лишь унизить его достоинство, уколоть, поэтому сболтнула про Фируза. Слепцом оказался, и все, конечно, оттого, что не видит ничего, кроме себя. В этом упрекала его Назокат — так оно и есть на самом деле, тысячу раз она права. А он в дураках… Однако что же ему теперь делать? Понадеялся на Шарифа, тот обманул. Понадеялся на Аскарова, и из его стараний тоже ничего не вышло. И после разговора с этим «табармусульманином» он не раз видел Назокат и Фируза вместе на улице. И всякий раз его захлестывало чувство обиды и унижения… Ну как она не понимает? Чего хочет, чего ждет от этого парня? Неужели рассчитывает, что тот женится на ней, возьмет ее с ребенком? Что-то он, Наимов, не помнит, чтобы в их селе женщины с таким «приданым» выходили замуж за молодых парней. Но, может быть, тут другое… просто любовная связь?

От этой мысли Наимов похолодел, потом его бросило в жар. «Нет, нет и нет!» — убеждал он себя. Ярость, ревнивая злоба не давали дышать, он расстегнул ворот рубашки и забегал по кабинету. «Хватит, хватит… Надо успокоиться. Нервы совсем расшатались…» Сегодня же вечером — да, сегодня! — он приведет Назокат к себе домой — или… Или она для него отрезанный ломоть. Довольно, полтора года ходил холостым… Разведется, семь бед — один ответ…

Вчера вечером, возвращаясь в машине из конторы домой, он еще раз увидел на освещенном тротуаре Фируза и Назокат… Весь путь домой и потом еще целую ночь он думал о коварстве своей бывшей жены. Тогда-то и решил, что сегодня же вечером выяснит все и, если уж суждено, отрубит одним ударом. Но прежде чем встретится в последний раз с Назокат, нужно выяснить все с этим оборванцем, с этим чумазым шофером. А если уж и сегодня ничего не получится — ну их тогда к черту, и Назокат, и ее ребенка! Он сам по себе — они сами по себе… Как говорится, «ее голова, и ее же мыло». Правильно сказано: «Женщина — на пути мужчины, а ребенок — в его поясе». Обидно, конечно, и унизительно, но что делать, раз счастье отвернулось от него.

Сейчас Наимов с нетерпением ждал прихода Фируза, желая поскорее выяснить наконец все и в то же время понимая, что задуманный им разговор не делает чести его мужскому достоинству. Однако другого выхода, как он считал, у него не осталось, и он решил пойти в открытую…

Он подошел к окну — машины Фируза пока что не было видно, Чтобы как-то успокоить себя, Наимов высыпал на ладонь коробок спичек и принялся их считать.

Наконец в кабинет вошел Фируз, поздоровался. Наимов мягко пригласил его:

— Проходите, Фируз, садитесь.

Усталый после дальнего рейса, Фируз присел на краешек стула. Наимов опустился в свое директорское кресло.

— Как дела в кочевье?

Наимов знал, что Фируз сегодня с раннего утра возил солому в кочевье Джахоннамо: на тот случай, если вернутся холода, ее постелют под ноги новорожденным ягнятам и обессилевшим овцам.

— Неплохо… Говорят, не сегодня-завтра закончится окот.

— Да, — протянул Наимов, — хорошо… А сами как, не устали?

— Уставай, не уставай, а работать кому-то надо.

— Верно! — Наимов закурил сам и подвинул к Фирузу пачку болгарских сигарет. — Курите, пожалуйста, не стесняйтесь!

Фируз молча смотрел на Наимова и размышлял: с чего бы это директор сделался таким любезным?

— Выглядите расстроенным… Не случилось ли чего? Все ли в порядке дома? Здорова ли мать?

Фируз, удивленный настойчивым вниманием, лишь пожал плечами.

— Спасибо, все в порядке.

— Мне кажется, вы немного устали… Ну да ничего, будем живы-здоровы, раздобудем для вас к лету хорошую путевку, поедете к морю, отдохнете.

Фируз слушал, не отвечал.

Умолк и Наимов; задумчиво следил за шелковистыми струйками дыма, тянувшимися от тлеющего кончика сигареты.

«Похоже, на посулы он не поддается. Попробуем иначе…»

— Знаешь, Фируз, зачем я тебя вызвал? — спросил он, переходя на «ты». — Догадываешься?

— Нет…

— Скоро год, как ты работаешь у меня. Скажи честно, слышал когда от меня грубое слово или, может, я сделал тебе что-нибудь плохое?

Фируз понимающе улыбнулся.

— Нет, такого не было.

— Слава богу. — Наимов затянулся сигаретой и продолжил: — Однако чем же ты отвечаешь на мою доброту? Нехорошо, братец…

— Что именно нехорошо?

— Не прикидывайся непонимающим, я говорю о Назокат. — Наимов поднялся. — Я уже давно слышал от одного человека, что сердце твое тянется к ней. Однако что поделаешь — не судьба… Она мне жена, несмотря на то, что между нами произошел… некоторый разлад, Когда станешь постарше, поопытнее, сам поймешь; в семье без ссор не бывает. У нас с Назокат ребенок, официально мы не разведены. Ты, конечно, знаешь об этом?

— О том, что не разведены, не знаю.

— Допустим. Однако и в таком случае, что есть твое поведение, если судить по законам приличий? Почему встречаешься с замужней женщиной? Для чего ходишь к ней в дом? Я долго ждал, рассчитывая, что сам поумнеешь и правильно оценишь происходящее, но больше не могу этого себе позволить. Хочу знать, чего ждешь ты от Назокат, что обещаешь ей? Договаривался с ней о чем-нибудь?

— Нет…

— Я так и предполагал. Ты парень молодой, у тебя все впереди, а Назокат — мужняя жена, да еще и с ребенком. Так я и предполагал: всякие там охи и вздохи — это одно, а взять ее в жены — совсем другое, Я ведь понимаю, она тебе не пара…

«Как это не пара?! — Фируз слушал и не верил своим ушам. — Для чего Наимов так унижает свою бывшую жену? Или не понимает, как сам при этом глупо выглядит?»

— …а раз Назокат тебе не пара и ты не можешь взять ее в жены, для чего ходишь вокруг, становишься между нею и мной — хочешь осрамить меня?

Фируз все так же неподвижно сидел на стуле и молча размышлял. Думал он о том, какой же он дурак, что доводит дело до таких вот разговоров. И почему он позволяет унижать Назокат?.. И почему до сих пор сам не поговорил с ней, не предложил стать его женой, не привел в свой дом?

Наверное, недовольство собой так ясно было написано на его лице, что Наимов почувствовал себя удовлетворенным.

— Хорошо, что ты понимаешь свою вину, — мягко сказал он, по-своему истолковав молчание Фируза. — С этого дня можешь считать меня своим старшим братом. Сам понимаешь, внакладе не останешься. — Он широко улыбнулся.

Фируз поднялся со стула.

— Что вы хотите от меня?

— Чего хочу? — Поверив на минуту, что он победитель, и успокоившись, Наимов свысока посмотрел на стоявшего перед ним шофера: «Вместо того чтоб унижаться перед этим мальчишкой, этим «табармусульманином», втаптывать в грязь свое мужское достоинство, хорошо бы раздавить его, уничтожить, пусть станет пищей для могильных червей!..» Однако Наимов улыбнулся через силу. — Хочу я от тебя одного: сейчас ты пойдешь к Назокат и, ни словом не упоминая об этом нашем с тобой разговоре, объяснишь ей, что ты молод и не можешь жениться на ней…