Саттор Турсун - Три дня одной весны

— Позови Гуломхусайна.

Курбан еще не успел покинуть двор, как показались вернувшиеся с ночного дозора Ато и Халил.

— Село спокойно? — спросил у них Усмон Азиз.

Они согласно кивнули.

— Спокойно, — сказал Ато.

Глядя мимо них на снежные вершины горы Хафтсар, Усмон Азиз велел:

— Патроны и винтовки сдайте Курбану.

Ато тут же повернулся и отправился на внешний двор; Халил не двинулся с места.

— Ты не понял? — спросил его Усмон Азиз, впервые отметив недоброе выражение зеленоватых, широко расставленных глаз Халила.

— Вы сегодня уйдете? — отрывисто сказал Халил.

— Верно.

— Возьмите меня с собой.

— Ты в своем уме?

— Я подумал… я вчера весь день думал, всю ночь думал… и все хорошо обдумал, — заговорил Халил.

Усмон Азиз перебил его:

— Ты женат?

Халил опустил голову.

— Нет, — с усилием выговорил он. — И мать умерла, — не дожидаясь очередного вопроса, сказал он. — Четыре года, как ее нет… Нечего мне делать в этом полуголодном селе!

— Думаешь, в других местах все сыты и счастливы?

— Все равно, — упрямо качнул головой Халил. — Хочу уйти.

Усмон Азиз усмехнулся.

— Воля твоя.

И, слабо махнув рукой, зашагал к айвану.

Небо на востоке алело. Усевшись на краю крыши, на ветках деревьев, гомонили воробьи. Под навесом укрытые попонами кони с хрустом жевали клевер. Село пробуждалось; слышались голоса людей, блеяние овец; иногда раздавался трубный рев осла.

Темно было на душе Усмон Азиза в это светлое весеннее утро. Сегодня он покинет Нилу — и теперь уже навсегда. И больше никогда не увидит он семь вершин горы Хафтсар, не услышит, как шумит в своих берегах Кофрун, и не ощутит на лице свежего дыхания весеннего утра своей родины. Нового спутника обрел он здесь.

Усмон Азиз покачал головой: не Халил был ему нужен — Анвар! Ему казалось, что если бы этот упрямый мальчишка поддался его уговорам и отправился бы с ним, то ему, Усмон Азизу, было бы легче и спокойнее там, на чужбине. Если бы Анвар был с ним, то он, Усмон Азиз, обрел бы нравственное право утверждать, что покидают родину не только состоятельные люди и не только сбившиеся с пути и озлобленные вроде Халила; нет, утверждал бы он, и люди, поначалу поверившие в новую власть, теперь разочаровываются и бегут от нее.

Но как бы наперекор всем этим рассуждениям возникла вдруг мысль: хорошо, очень хорошо, что Анвар не желает ступить и шага за пределы родного края! Зачем ему яд чужбины? Он, Усмон Азиз, изведал горечь тоски по родине — так пусть его земляк, вчерашний сирота, не знает ее.

Тянуть за собой Анвара можно лишь из безысходности… Или из мести, желая, чтобы и другие помучились так, как он, Усмон Азиз. Он сжал пальцы в кулак и ударил им по колену. Бессмысленно! Все бессмысленно! И не об Анваре надо думать — о самом себе, ибо не знает, что с ним случится завтра и даже — сегодня. И не ведает, даст ли ему судьба счастье встречи с женой и детьми…

Усмон Азиз с трудом перевел дыхание и глянул на своего вороного. Чудо-конь то жевал клевер, то высоко вскидывал голову и прядал маленькими, чуткими ушами, то беспокойно бил копытами — душа его рвалась и просила движения и простора.

— Тоска по дороге одолевает тебя, — прошептал Усмон Азиз. — Скоро поедем…

Затем взгляд его упал на Халила. Тот стоял посреди двора, уставившись себе под ноги, и, судя по выражению лица, о чем-то напряженно размышлял.

О чем?!

Анвара и силой нельзя затащить на чужбину, а этот сам, по доброй воле, выбирает дорогу изгнания. А ведь оба — из одного села; бедняки… Между тем сердце одного кипит любовью к родине, а другой готов предать свою колыбель и, как клещ, вцепился в винтовку. Есть люди, подумал Усмон Азиз, со дня рождения словно бы обозленные на жизнь и все время мечтающие свести с ней счеты. Им всего мало, они ненасытны и готовы, раздавив вошь, слизнуть ее кровь. Таков, должно быть, и Халил.

Подошли Курбан и Гуломхусайн.

— Оседлай коней, — велел Усмон Азиз Курбану, а Гуломхусайну указал на место рядом с собой.

— Садись.

Гуломхусайн осторожно присел на край суфы и недоумевающе посмотрел на хозяина. Немой вопрос угадывался в его взгляде: отчего так подавлен сегодня Усмон Азиз?

— Помнишь, что я тебе обещал? — заговорил наконец Усмон Азиз.

Глаза у Гуломхусайна радостно сверкнули, и он тут же ответил:

— Сто-о-о зо-оло-тых мо-онет…

— Когда вернемся, получишь двести. Вот тогда нож твой будет в масле, а усы не отрубит и топор.

— Хо-о-озя-яин!! — воскликнул Гуломхусайн.

Радость распирала его, и он вскочил на ноги, не зная, чем услужить Усмон Азизу.

— Веревки видишь? — Усмон Азиз указал на четыре тутовых дерева.

— Да-а, — радостно улыбаясь, кивнул пешаварец.

— Значит, согласен?

Как ни туп был Гуломхусайн, но мгновенно все понял. Улыбка медленно сползла с его лица, и он замолчал.

— Согласен или нет?

Гуломхусайн отвел взгляд.

— Значит, не согласен, — о сожалением произнес Усмон Азиз.

Гуломхусайн повернул к нему большую голову.

— Я-я со-огла-асен…

— Ну вот и хорошо, — холодно улыбнулся Усмон Азиз. — Иди пока, занимайся своими делами.

Все выше поднималось на востоке солнце, и красный его диск золотистым светом заливал все село. Этот золотистый свет и чистая голубизна неба словно омыли сдавленную тяжелыми предчувствиями душу Усмон Азиза, и он вдруг с надеждой подумал, что наверное же даст ему судьба последнее тихое счастье — остаток дней прожить среди близких. Поднявшись, он подставил лицо солнечным лучам и с благодарным счастливым чувством ощущал на себе их ласковые прикосновения.

День начинался.

— Здравствуйте, почтенный, — раздалось позади него.

Он вздрогнул и повернулся — мулло Салим и Хомид стояли перед ним. Как бы не узнавая, он некоторое время молча смотрел на них увлажнившимися глазами.

— Пришли, — утвердительно сказал затем Усмон Азиз, будто бы отвечая самому себе на какой-то давний вопрос.

— Пришли, — отозвался мулло Салим.

Стоявший чуть позади Хомид прижал к груди руку:

— Мы к вашим услугам.

— Я должен как можно быстрее уехать, — глядя в землю, произнес Усмон Азиз.

— Жаль! — мулло Салим принялся быстро перебирать четки.

Приблизился к ним и молча встал неподалеку Халил.

— Имам! — проговорил Усмон Азиз.

— Слушаю, почтенный.

— С тем бесштанным председателем и отступившим от бога учителем… и с этим сбившимся с пути Анваром… — что нам с ними делать?

— Вчера было сказано: участь их — смерть. Всем троим…

— А вы что думаете? — обратился Усмон Азиз к Хомиду.

— Я? — тот в растерянности переступил с ноги на ногу. — Что я могу думать… Воля ваша.

— Вчера вы были более решительным.

— Жаль их стало, — пробормотал Хомид. — Все-таки дети мусульман…