Саттор Турсун - Три дня одной весны

Другое дело — этот Фируз, словно камень на пути. Неужели Назокат уже сговорилась с ним? Нет, дело не в ней, не в Назокат, дело в этом парне. Если он не будет крутиться возле нее… Да, надо сделать так, чтобы он не смел подойти к ней. Но как? Хотя вдруг он возьмет парня в руки, уломает, а эта дура-баба… Ну тогда и черт с ней! Если бы не завистники, если бы не враги… Ведь прицепятся, скажут: «А хвост-то у твоей собаки, оказывается, кривой!» Невест вокруг много, жениться не проблема. Однако верно и то, если уж до конца начистоту, что каким-то своим уголком сердце его тянется к ней, к Назокат… О всевышний! Откуда только в ней это упрямство? Все ведь было как надо: и умная, и красивая, и тихая… Что за напасть на его голову! Он всегда думал, что раз жена, так уж жена на всю жизнь. Раз жена, так пусть занимается домом и не вмешивается в его дела. Сыта, одета — чего ей еще, выросшей в селе?! Ладно бы городская. Так и эти туда же! Нелегкое, оказывается, дело — иметь жену…

Услышав скрип двери, Наимов поднял голову.

— Входите, дядя! — Он поднялся из-за стола навстречу Аскарову.

Они поздоровались и расспросили друг друга обо всем, о чем положено было расспросить, потом Аскаров опустился на стул, снял с головы каракулевую шапку, всю в мокром снегу, и вытер платком толстую шею.

— Поздравляю, дядя, — сказал Наимов, — стали членом комитета народного контроля…

— Спасибо, спасибо. Однако нам с нашим опытом это, как говорится, от безделья тыкву сеять, — засмеялся Аскаров, стряхивая с шапки на пол растаявший снег. — А я с нуждой к тебе. На тебя вся надежда… Поможешь — головой небо достану.

— Ну что вы, дядя! Что за нужда такая?

— Да надо мне в хозяйство несколько машин гравия.

— Значит, за машиной?

— Угадал, — снова засмеялся Аскаров, — пришел машину просить.

— Так с удовольствием! — Наимов задумался на мгновение, спросил: — Брата моего знаете?

— Конечно, конечно, зовут его… — замялся Аскаров.

— …Насир.

— Да, да, Насир, вежливый такой парень, Где бы ни встретился, никогда не забывает поздороваться. Когда вижу его, вспоминаю собственную юность. Сам я всегда относился к человеку старше себя почтительно, с уважением.

— Вот его и пошлю. Сколько гравия понадобится, столько и привезет.

— Сердечное спасибо, — сказал Аскаров, надевая шапку. — Да, еще… Если есть возможность, пошли кого-нибудь с ним. Нагрузить машину, потом выгрузить, да несколько рейсов, значит, столько же раз грузить — работа тяжелая, а помощника у меня нет. Сам бы сделал, да не могу, сил не осталось, а сыновья мои, сам знаешь, один в Ленинграде, другой в Душанбе. Да и хлопот много у меня с этим народным контролем. Вот уже три дня, как в потребсоюзе одно дело проверяю.

— Понимаю, понимаю, дядя. Вам тоже трудно. Вы не беспокойтесь. Я пришлю кого-нибудь с Насиром.

Аскаров поднялся со стула. На его оплывшем лице застыло выражение удовлетворенности.

— Успехов тебе. Дай тебе бог достичь постов побольше, чем этот…

Тут Наимов сообразил, что ведь Аскаров доводится дядей Фирузу. А что, если попросить его поговорить с племянником? Вдруг да поможет.

Он догнал Аскарова у дверей, просительно взял за локоть.

— Могу я обратиться к вам с одним своим делом?

Аскаров вернулся к столу.

— Вы, конечно, знаете — в прошлом году у меня с женой вышло одно… Несогласие.

— Как же, как же… И что, неужто еще не помирились? — притворился удивленным Аскаров.

— Нет, дядя… Не знаю, как и быть, что делать. Прямо голова идет кругом.

— Так, может, помощь какая нужна?

— Я и хотел вот попросить вас…

Наимов запнулся и с обидой подумал, что же это он топчет свою мужскую честь и достоинство при «табармусульманине». Он почувствовал, как лицо обожгло краской стыда, даже уши горели. Однако все же взял себя в руки. Нужно — значит, нужно.

— Ну-ну?

— У вас есть племянник, дядя, Фируз…

— Что он еще натворил?

— Когда он вернулся из армии, я из уважения к вам принял его на работу. Вы ведь сами знаете — у нас в совхозе немало желающих получить машину или трактор… Значит, взял я его на работу. Зарабатывает неплохо. И вместо того чтобы сказать слова благодарности, он становится камнем у меня на дороге.

— А-а-а? Ну-ка, ну-ка, братец, что же он сделал? Если что-нибудь, я этому молокососу…

— Мне кажется, дядя, ваш племянник и сам не представляет последствий того, что делает. Иначе не знаю, чем объяснить его поступки. Мне и раньше приходилось слышать, что он вяжется к моей жене, можно сказать, ведет себя беззастенчиво. Однако, если бы я не увидел недавно собственными глазами, я бы не решился сейчас говорить с вами. Сначала, по правде сказать, я сам хотел побеседовать с ним как следует. Однако из уважения к вам…

— Неужто Фируз… — пряча взгляд от Наимова, пробурчал Аскаров. Соображая, он потер лоб, потом гневно сжал пальцы в кулак. — Наш род, братец, не знал еще таких бесстыдников. Чтоб бог переломил ему шею! Если это правда, уж он у меня дождется.

— Правда, дядя, — с сожалением подтвердил Наимов. — Я повторяю вам: если бы не видел всего своими глазами, не решился бы и заговорить с вами. — Он закурил и продолжал тоном глубокого огорчения: — Если вы, думаю, не утихомирите его, как я могу помириться с женой? Если он будет продолжать обхаживать ее, морочить ей голову, к чему это приведет? Ведь у нас растет ребенок, и мы не разведены. Назокат — жена мне, неужели Фируз этого не понимает?

— Ты только не обижайся, братец. Уж я поговорю с этим негодяем. Еще хоть раз поставит ногу не к месту, я все кости ему переломаю.

— Спасибо… Я знал, что на вас можно положиться.

— Найди способ, побыстрее помирись с женой, братец, — назидательно добавил Аскаров. — Я тебе вот что скажу: будет у тебя в доме спокойно, и дела твои пойдут. А нет… — Он махнул рукой. — Что и говорить? Сам понимаешь, чем выше должность у человека, тем больше у него врагов, завистников… Ну, я пойду, братец. Не обижайся, что я учу тебя уму-разуму.

— Что вы, дядя!

Наимов проводил Аскарова до приемной и, прощаясь, поклонился, приложив руку к груди.

— Если понадобится что-нибудь, обязательно заходите. Любая помощь… Я всегда к вашим услугам.

К вечеру снег прекратился, небо очистилось от туч, и резко похолодало. Морозная тишина окутала селение, люди прятались по домам. Фирузу всегда казалось, что низкие серые тучи давят на человека, готовы согнуть его, прижать к земле, а высокое чистое небо дарит свет не только глазам, но и сердцу…

Сегодня пришлось сделать три рейса в кочевье Джахоннамо, и Фируз чувствовал, что здорово устал. Заснеженная разбитая дорога выматывала, белизна снега слепила глаза, метель заносила следы передних машин — легко было заблудиться. К тому же «лысая» резина плохо держала, машину норовило занести.