Анатолий Ткаченко - Люди у океана

— Тогда молчу.

— Спасибо, Жанка. Рада была тебя видеть, ты меня вдохновила. Приглашу на свадьбу.

В прихожей, неспешно одеваясь. Катя была уже вновь весела, рассказала смешной анекдот про двух сестер-близнецов, дурачивших своих мужей, сообщила последние городские новости («Между прочим, твой бывший дружок развелся со своей, алименты платит, вспоминает тебя; может, вернешься?»), а Жанна Синицина кивала, улыбалась в растерянности, отчего-то смущаясь, робела чуточку, словно ее обидели, не извинившись, или обманули в чем-то, и, поцеловав Катю, молча, неслышно прикрыла дверь.

Шаги по длинному пластиковому полу коридора простучали четко, твердо; когда они стихли на лестнице, Жанна сказала себе: «Вот это да! Будет интересное кино…»

Да, «интересное кино» еще будет. С этим вполне согласен Максимилиан Минусов, зная многие любовные истории, книжные и житейские. Но не любил он предсказывать, гадать. Не ошибаются только цыганки, хитроумно тараторящие свои бойкие предсказания-наговоры, вроде такого: «Дай твою ручку, милок (милочка), линию жизни расскажу, всю сердечную правду скажу, позолоти ручку, желаю тебе красивую дочку и внучку, счастливый будешь, любовь большая впереди, маленькие огорчения, сердечные увлечения, большие дороги, дама бубновая или трефовая, любовь горячая, ты бедный, будешь богатый, любовь потеряешь, любовь найдешь, заболеешь, поправишься, начальник тебя обижает, другой, большой, обожает, все потеряешь, все найдешь, дети вырастут, пенсию хорошую получишь, жизнь тихую проживешь, скупой будешь — скоро умрешь, позолоти ручку, милок (милочка), правда дорого стоит, неправда волком воет, тебя беспокоит…» И что бы ни случилось с тем, кому гадала цыганка, он может подумать: а ведь что-то такое предсказывала цыганка. Ему, в горе или радости, не захочется вдуматься, понять: всего и на всякий случай жизни она ему наговорила.

— Поживем — увидим, — сказал Максимилиан Минусов, развязывая папку, где хранились у него газетные статьи и заметки на тему «Человек, дорога, автомобиль». — Вот статья из «Литературной газеты», подчеркнем некоторые абзацы, перечитаем: «Немецкий психолог К. Леман, например, считает, что у водителя могут возникать достаточно глубокие изменения в психике. Человек за рулем становится менее рассудительным, но более агрессивным, он медленнее накапливает опыт и навыки, склонен повторять ошибки. А каждая ошибка таит непоправимые последствия… Стал ли он, водитель, хуже или лучше своих предшественников? Или ничуть не изменился за эти тридцать — сорок лет? Увы! Мы не знаем ответа. Блестящая перспектива технического усовершенствования автомобиля затмила его скромную персону и лишила законного внимания».

Значит: «Водитель! Познай самого себя! Не жди, пока тебя изучат, скажут, что ты за существо, как тебе управлять собою (и автомобилем), как избежать «глубоких изменений в психике», которые конечно же возникают, знаю по себе, да и начали, пожалуй, возникать с того давнего времени, когда человек придумал колесо и, для начала, впрягся в него сам.

Ранее мы рассуждали с доктором технических наук о водителе и пешеходе, теперь поговорим о человеке, севшем за руль автомобиля, его психике. Начнем с меня лично, имеющего немалый водительский стаж.

Помню и никогда не забуду свои первые несколько метров, которые я проехал на грузовике. Алешка Коньков, мой учитель, втолкнув меня в кабину, сказал: «Ну, двигай помаленьку, сам знаешь, где что». Я включил мотор и, не выжав скорости, снял ручной тормоз; машина стояла на бугорке, покатилась, мне бы снова дернуть ручной тормоз или нажать тормозную педаль, а я растерялся: мотор работает, грузовик катится самовольно, как спущенная с горки телега, я рулю вдоль забора и вижу впереди забор… Онемел, почти потерял ясное сознание, не пытаясь даже отыскать ногой педаль тормоза. Машина бампером смяла забор и остановилась, выбив одну фару. Коньков кричал что-то, матерился и хохотал: «Я ж думал, после трактора сообразишь!» Забор подняли, грузовик починили, я научился водить, но до сих пор вдруг приснится: катится под гору машина, гора огромная, где-то внизу черная бездна, я сижу за рулем, зачем-то рулю, но не могу остановить машину, знаю, что ее можно остановить, и не могу: страх, беспомощность, стыд, злость на себя разрывают мне сердце, а я качусь, качусь в бездну…

Ни одной серьезной аварии я не пережил потом, шофером первого класса стал, можно сказать, сросся с машиной, чувствовал ее, как железную часть своего тела, но те первые несколько метров так и остались неизлечимой болью в душе. Коньков, правда, успокаивал: «Это ж ты тормоз внутри себя нажил, он быстрее твоей головы будет срабатывать, ты теперь шофер натуральный, экстраклассный!»

В чем-то прав был мой дружок. Потом уже я где-то вычитал, начинающему водителю в Америке устраивают в специальном телекабинете под гипнозом полную иллюзию автомобильной аварии. Если решится после такого испытания сесть за руль — будет хорошим шофером. Дорожный лихач — почти всегда немятый, непуганый, без «тормоза внутри» себялюбец, в этом я уверен, приходилось видеть, урезонивать таких: и обгонит он тебя перед носом, и тормознет для куража, и криво тебе усмехнется, бойко срезав угол поворота, и гуднет нагло: «Уступи дорогу! Чего ползешь как черепаха?!» Зато уж, попав в серьезную катастрофу, автоволк становится автозайцем, теряет голос, хнычет, вымаливает прощения, пробует откупиться… Не раз я говорил: «Ладно, поезжай, но будь человеком». Жаль, что проверить не удавалось: умерил ли он свою лихость? Думаю, хоть немного, в чем-то — переменился.

Прав Алешка Коньков, прирожденный водитель, прав немецкий психолог К. Леман: человек за рулем — иной человек; как, впрочем, в давние времена: всадник отличался от пешехода.

Возьмем наш, ближайший случай. Рудольф Сергунин помял «Жигули-люкс», пережил, как он невесело шутит, психастению, будучи парнем рабочим, крепким; сломай он себе ногу — меньше бы нервничал, досадовал. Что же произошло с ним? Жаль заработанную, и очень нелегко, машину? Пожалуй. Купленную состоятельным папочкой не столь бы ценил. Но есть и нечто другое, более важное, «психическое». Приобретя автомобиль, Рудольф Сергунин сделался другим человеком, даже не сев еще за руль: доказал сердящимся на него родителям, на что способен их сын, пожелавший быть простым работягой, стал иным для друзей, знакомых, соседей (у нас ведь машина — роскошь пока); а девушки, женщины?.. Такой парень, такой мужчина!.. И вот этот мужчина, выехав прогулять свои «Жигули», безобразно помял их. Не виноват? Был трезвый? Кое-кто поверит, кое-кто усмехнется, кое-кто (таких будет много) похихикает с удовольствием: «Пижон! Треплется, что на свои купил! Свои вещи берегут. С папашей в контрах, а машину принял. И сколько их развелось, иждивенцев патлатых!» Попробуй тут сохрани ироничное спокойствие. Мишелю Гарущенскому, пожалуй, удалось бы отшутиться, отлаяться, но Рудольф Сергунин более мнительного склада человек.