Юрий Петухов - Влюбленные

— И скажу! — все упрямство Стася собралось вокруг тонких поджатых губ.

— Ради бога! Ради бога! И тогда приходи! А сейчас мне некогда! Очень некогда!

На крыльце Стась задержался и торопливо — на мелкие клочья — разорвал возвращенный ему текст. Порхая белыми мотыльками, клочки бумаги садились на снег. Стась был разозлен, расстроен. Нине хотелось поднять клочки и прочитать — что же такое он сочинил и почему у него это забраковали?..

Все медленно, цепочкой, возвращались к машине. Стась молчал, молчала и Маша. Она тоже была огорчена.

— Хамло! — ругнулась Халида. — Даже не соизволил познакомиться! Да и чем он знаменит? Чем?.. Ну, кто его знает на Западе?..

Из коттеджей, мимо которых они проходили, слышались то веселые, то торжественные звуки, и не трудно было догадаться, где сочиняется опера, где симфония, а где непритязательная песенка для эстрады.

Что-то вдруг больно-больно защемило в душе Нины…

Смолье пылало жарко. Огонь долго таился за клубами дыма, едкого, забивающего горло, и казалось, что затея разжечь костер напрасна — сучья сырые, а вокруг метровые сугробы снега. Но вот с ветки на ветку начали перебегать рыжие зверьки, пламя рванулось ввысь, и дыма как не бывало.

В тот же миг все изменилось вокруг: небо из белесого стало темно-синим, серый сумрак ночи — черным, полным таинственности. Отойди на несколько шагов — и тьма поглотит тебя. А огонь уже полощется над головой. Пожухлые прошлогодние листья раскидистой березы корежатся от жары, свертываясь в трубочки, и неожиданно вспыхивают яркими звездочками.

— Кидайте еще! Больше! Больше!.. — кричит Стась, и первый лезет в темноту, треща валежником.

Это ему пришла в голову мысль развести в лесу костер, рядом с шоссе. Никто его не поддержал, но он упрямо остановил машину и полез в сугробы. Когда образовалась мало-мальски пригодная тропинка, Маша принесла из машины картонку, в которой оказались бутерброды, банки с консервами, несколько бутылок вина.

— Стась! Что же ты молчал? — вопил Женька.

— А сладкое что-нибудь есть? Сладкого!.. — смеясь, звонко кричала Халида и по-детски хлопала в ладошки.

Эдвард с того момента, как его посадили в машину, еще не произнес ни единого слова, и теперь также молча таскал хворост, разгребал ногами снег. Когда Стась разлил в картонные стаканчики вино, он схватил свой, чуть не раздавив, и торопливо опрокинул в рот, не дожидаясь тоста.

— Друзья! — приподнято начал Стась, вытянув руку со стаканчиком к огню. — Мы первые люди, что, потерпев крушение, высадились на неведомой никому планете. Вы видите эти причудливые деревья медно-красного цвета! Видите снега, словно окрашенные кровью! Мрак вокруг нас, и никто не знает, что ожидает нас завтра. Эй, кто подстерегает нас в этой кромешной мгле? — крикнул он в ночь, и мурашки побежали у всех по телу. Халида тонюсенько взвизгнула и прижалась к Нине. — Мы ничего не боимся! Нам нет возврата назад, мы все погибаем, но — гори, наш костер!

— Гори-и!.. — дружно подхватили все, кроме Эдварда.

От первого глотка у Нины заломило зубы, но жидкость проникла внутрь — и тепло опьянения ударило в голову. И ей вдруг все стало нравиться: и костер, и эта затея с ужином на морозе. Молодец Стась! Другой привез бы в ресторан, где все привычное, обыденное. А он такое придумал — пить среди сугробов у костра! И она вместе с другими кричала «Гори!».

— Стась, а если это Марс? Как думаешь, есть тут свой Бродвей? Прошвырнуться бы с марсианкой! — возбужденно острил Женька.

— А чем это не марсианка? — и Стась подтолкнул к нему восторженно взвизгивающую Халиду.

Расселись вокруг костра — кто на корточках, кто на притащенные коряги. С аппетитом вычищали консервные банки, и даже приторное масло вымакивали кусками хлеба. Казалось, не будет конца этому насыщению.

— Что еще можно съесть?

— И мне колбасы! И мне!

— Хлеба-а!

— Если мне больше ничего не дадут, я займусь людоедством! — прорычал Женька, с раскрытой пастью набросившись на Халиду.

— А где сладкое? Где сладкое? — закатывалась она от смеха.

Стась, страшно всех интригуя, неторопливо стал извлекать что-то из коробки. В руках у него оказались пачки сибирских пельменей.

— А-а! — завыли и застонали все.

— А в чем варить?

— Да! В чем?

— Где взять воду?

В машине нашелся и котелок. В нем растопили снег. Скоро вода забила ключом, и в нее опустили первую порцию пельменей.

— А ложка где? Вилки?..

— Ложки и вилок нет! Зачищайте ветки! Вот нож!

— Еще вина!

— Всем водки! И марсианкам!..

Нина глянула на Машу, и ее поразило, что та стала какой-то безучастной ко всему. Подперев руками щеки, глядела, не мигая, на алые языки огня.

— Маша, я хочу с тобой выпить!

— Не надо больше, — ответила Маша тихо.

— Хочу! Белого!

Им налили. Но Маша чуть отпила и плеснула остатки в костер. Спирт вспыхнул на углях голубым пламенем. Нине это понравилось, и она последовала ее примеру.

— Что вы делаете? — запротестовал Женька.

Отобрал у них бутылку и остатки разделил с Эдвардом.

— Маша, почему ты такая?

— Да так… Костер… Хорошо. Когда-то мы вот так же у пионерского костра сидели… в Артеке.

— Зачем ты об этом сейчас?

— Вспомнилось… — усмехнулась грустно.

— Не надо.

— Не надо, — согласилась она; помолчав, продолжила: — Вот я… рисую, леплю, а потом… — словно что-то разорвала и кинула на снег.

Меж тем Женька поддел сырой пельмень на ветку и сунул его на угли. Он подрумянился, засочился соком. Женька, обжигаясь, рыча, стал уверять, что ничего подобного еще не едал. Другие стали делать то же.

Эдвард, так долго молчавший, неожиданно с диким мяуканьем полез на ближайшую березу и прыгнул оттуда вниз головой. Застрял в снегу, дрыгая ногами. Это всех рассмешило. Стась включил дорожный радиоприемник, настроился на какую-то синкопированную музыку.

— Стась! А что тебе сказал этот классик? — спросил Женька.

— Не хочу об этом!

— Не в его духе? Да? — настаивал Женька.

— Да, не в его.

— Пошли ему морду набьем! — угроза была нешуточной.

Стась досадливо поморщился.

— Ты начхай на его мнение!.. То, что делают старики, дряхло, как мир, и никому не нужно! Да! И ты еще докажешь свое! Засели лауреаты на Олимпе и поют без конца про радугу-дугу да Наташ с голубыми косынками за околицей!.. Ты видел когда-нибудь эту околицу? И я нет! Зато околесицей сыт! По горло! Сейчас надо все другое! Иначе!.. Прочти, что у тебя забраковали!

— Да, да, прочти!

Стась упирался недолго — прочитал, и это всем понравилось.

Еще выпили вина и начали кружиться вокруг костра. Но снег рыхлился и ничего, кроме топтания, не получалось.

— Маша, пошли на дорогу! — предложил Стась.

— Не хочу.