Виктор Андреев - Молодой Ленинград ’77

— Ну и что? — спросил Валерка.

— Да так. Умный человек был, а элементарных вещей не мог предвидеть.

Брегов поднял голову:

— Как там? Не кончился дождь? Взгляни-ка, Валерка!

— Льет, — сообщил Бодров, не поленившийся выйти из укрытия. — Домой бы нас, что ли, отпустил? Как, Игорь, смотришь на это дело?

— Я не возражаю, — сказал Игорь. — Отдыхайте в честь праздника.

— Какой еще праздник?

— Откос закончили, дождь пошел…

Брегов взглянул на часы.

— Нет, домой не поедем. Через двадцать минут сменим бетонщиков.

— Дело, конечно, ваше, — согласился Игорь.

— Да им самим делать нечего, — заныл Валерка. — Машина редко ходит.

— Они промокли, сушиться пойдут. Все, разговор окончен.

Когда вышли из цилиндра, дождь кончился. Влажно лоснилось железо, на дороге блестели лужи, возле кучи металлолома весело прыгали воробьи.

Брегов и Игорь, поотстав, медленно шли к откосу.

— Вот и кончилось мое бригадирство, — задумчиво сказал Илья.

— Почему кончилось? До конца сезона будешь бригадиром.

— Но уже на чужой работе, — и, криво усмехнувшись, добавил: — Милое дело — песок бросать. Тренировка для тела и для души. А, все равно, чем заниматься! На все здоровья хватит. А вот на самое главное не хватило. Нашли какое-то расширение сердца… Я ведь, Игорь, собирался стать космонавтом. Добился бы, а комиссия даже до училища не допустила… Единственное стоящее дело сейчас — космос осваивать. Остальное — труха.

Игорь промолчал: любые слова здесь неуместны.

— Зря я тебе, наверное, сказал… Да все равно.

— Это останется между нами, — заверил Игорь.

— Все равно. Я не делаю из этого тайны.

«Да я по сравнению с ним просто счастливый человек!» — подумал Игорь, и как-то неловко стало за свое благополучие.

Гирлянда электрических лампочек слабо высвечивала небольшое пространство откоса. Но скудость освещения не мешала работать.

Подъезжал самосвал, медленно поднимал кузов, бетон нехотя сползал в металлический желоб. Тяжелая масса чуть продвигалась по нему и замирала. Студенты муравьями набрасывались на бетон, без передышки сновали туда-сюда. Когда желоб на несколько метров продвигали вперед, за ним оставалась ровная, упорядоченная поверхность бетона.

— Игорь, где нам взять лопаты?

Голубев оглянулся, увидел Сережу Петрушина и пятерых его каменщиков. Все они в оранжевых защитных касках, за которые получили прозвище «подосиновики».

— Как вы здесь очутились? — удивился Игорь. — Смена ведь давно кончилась.

— Мы стену доканчивали. Раствор был, кирпичи тоже. Закончили кладку, пришли вам помочь. Все равно домой сейчас не доехать, а пешком неохота.

— Лопаты спросите у бригадира. Молодцы, что пришли!

Подкатил очередной самосвал. Бетон плюхнулся в желоб, да так и не продвинулся ни на метр.

— Так дело не пойдет, — сказал Игорь оказавшемуся рядом Брегову. — Не выношу, когда делают лишнюю работу!

— Что тут придумаешь? Таскать надо. Можно только попросить, чтобы бетон пожиже замешивали.

— Постой-ка, — задумался Игорь. — Вспомнил. Где-то слышал: солярки надо плеснуть. Сейчас попробуем.

Илья усомнился:

— Вряд ли будет толк, да и где солярку найдешь?

— Постараюсь. Все обегаю.

— Давай, давай, рационализатор, — улыбнулся Брегов.

В механическом цехе было темно, дверь заперта. В кузнице тоже пусто. Игорь расстроился. Оставалась слабая надежда, что в гараже кто-нибудь есть.

Возле ворот тускло горели лампочки, освещая темные пятна мазута, расплющенные гусеницами брусья и доски. Угрюмыми животными чернело поодаль скопище тракторов и грузовиков. Как-то не по себе стало Игорю в этом безлюдном царстве уснувших механизмов.

Игорь постоял, прислушиваясь, — ни звука, ни движения. Однако нужно было искать солярку. Он пошел в темноту, споткнулся. Задребезжало пустое ведро. На всякий случай поднял его.

— Кто тут бродит? — раздался слабый стариковский голос. — Что надо?

К Игорю подошел сторож с одностволкой через плечо. Игорь вежливо поздоровался. Сознание, что он может облегчить труд многих людей, прибавило ему уверенности.

— Дедушка, надо срочно ведро солярки! — сказал твердо.

— Это не могу. Для этого начальство есть. Я охраняю. Иди-ка, парень, своей дорогой.

Игорь горячо убеждал, что без ведра солярки никак не обойтись, что лично Марков приказал сегодня ночью закончить работу.

— Пойдем, — недовольно сказал старичок. — Покою от них нет. И все колготятся и колготятся.

Он показал пальцем на черную бочку.

— Наливай, а я тебе не помощник.

Игорь обхватил грязную бочку; с напряжением удерживая ее, наполнил ведро.

— Спасибо, дедушка, — сказал Игорь, довольный, что удалось преодолеть сопротивление чужого человека. — А покоя не будет, покой нам только снится.

— С вами выспишься… — пробурчал сторож.

«Неужели всегда будет так: чтобы чего-нибудь добиться, надо давить и давить на человека? — думал Игорь, идя к откосу. — Разве нельзя без этого понять друг друга? Все борьба и борьба, даже по пустякам…»

Как раз подъехала машина. Игорь плеснул солярки, самосвал поднял кузов, бетон проскользнул до самого основания желоба.

— Соображаешь, — одобрил Брегов.

И снова — беспорядочное движение. Метались по откосу длинные тени, слышался шорох шагов и скрежет лопат по металлу. «Надо не томиться ожиданием, а действовать, действовать», — азартно думал Игорь, таская тяжелую лопату.

— Игорь, — обратился к нему Петрушин. — Если сейчас не уедем, до утра машины не будет.

Игорь удивился:

— Так быстро прошло время?

Вместе с каменщиками он пошел к конторе.

— Хорошо поработали! — сказал он восторженно.

— Да, неплохо, — согласился Петрушин. — Народу много…

— Дело не в этом. Главное, что у всех настроение бодрое. Никого погонять не надо!

Расселись на ступеньках крыльца и молчали. Игорь думал, что это оттого, что о пустяках говорить не хочется, а для значительного не находится слов. А может быть, ребята просто устали.

Возбуждение улеглось. Игорь бездумно глядел на черные сопки, горбатившиеся за рекой. Небо над ними странно желтело.

— Ребята, наверное, пожар. Тайга горит! — обеспокоился Игорь.

Все посмотрели в ту сторону, недоумевая: жилья там нет…

— Надо кому-нибудь сообщить. Должно быть, в самом деле пожар!

А через несколько минут высунулся краешек луны, и вскоре она всплыла вся — огромная, мрачная.

Игорю почудилось, что где-то он видел, как такая же луна висела мутно-оранжевым разбухшим апельсином. Но где это было и когда? Вообразился треск цикад, дурманный запах южной ночи. Побережье Черного моря, где Игорь отдыхал несколько лет назад? Похоже. И вдруг почему-то представилось совсем другое время и место. Возле окошка стоит Сократ, в последний раз слушает ночь, смотрит на такую же угрюмую, враждебную луну. Через несколько минут он выпьет чашу с ядом. Он печально усмехнется. Не потому, что скоро умрет, а потому, что знает: через какое-то время люди пожалеют, что умертвили его, станут гневно осуждать тех, кто его не понял, осудил на смерть…