Камил Икрамов - Дело моего отца [Роман-хроника]

Наказ выборщиков Аулие-Атинского и Чимкентского уездов Сыр-Дарьинской области депутату Думы в кратком изложении по пунктам:

1) «Наивысшее желание наше» заключается в том, чтобы мы в юридическом отношении подчинялись требованиям шариата, чтобы разрешалось шариатским судьям вершить сделки на недвижимость на сумму свыше трехсот рублей и т. д.

2) Отменить закон, по которому доктора насильственно производят вскрытия трупов, убитых или умерших от каких-то причин мусульман, так как вскрытие трупов в глазах мусульман считается тяжким оскорблением и величайшим преступлением.

3) Приостановить отчуждение и заселение русскими земель, искони принадлежащих мусульманам.

4) Предоставить право самим мусульманам выбирать своих религиозных наставников и имамов в мечетях.

5) Приостановить ежегодное повышение податей.

6) Совершенно отменить адат (обычное право) у киргизов, передав их дела шариатским судам.

Среди прочих пожеланий: разрешить торговцам мусульманам не прекращать торговлю в дни русских праздников, ирригационных арык-аксакалов (мирабов) выбирать из среды своих же мусульман…

Еще один криминальный документ приведу вкратце, но с сохранением стиля и орфографии.

«Во имя бога Милостивого и Милосердного.

Да ниспошлет Вам, Господин домулла Кари, Господь Бог долголетнюю жизнь и удостоит Вас высокого счастья и всеобщего уважения. Аминь, аминь, аминь…

1. Наш Царь, покровительствуя своим подданным, назначил из городских средств сумму на очистку хауза (пруда). Заведывающие же городским хозяйством сообща эту сумму растрачивают сами, между тем с наступлением времени для очистки этого хауза, пристав строго приказывает неотложно исполнять эти работы. Жители, боясь пристава, производят очистку хауза на свои средства, собирая с бедных по 1 руб., а с богатых по 2 руб. …

2. На зарытие верблюдов, лошадей и баранов, падших от болезней, Государем назначена из городских средств известная сумма. Если кто-либо из нас вздумает зарезать верблюда или лошадь, издыхающих от болезней, то пристав таких людей штрафует… Таким образом, туземцы лишаются и лошади и денег. О Господи, окажи нам свои милости, аминь».

Среди других подобных напоминаний депутату Думы есть еще просьба разрешить хоронить своих покойников на ближнем кладбище, ибо осенью, зимой и весной дорога на новое кладбище непроходима. Пусть разрешат хоронить поближе, пока еще не вымощена новая дорога.

Более обстоятельно и менее наивно выглядит официальное обращение к высочайшему ревизору края графу Палену, поданное ему в обычном законном порядке.

«Его сиятельству гофмейстеру высочайшего Двора Сенатору Графу Палену, назначенному по Высочайшему его Императорского Величества повелению ревизовать Туркестанский край От нижеподписавшихся благонадежных лиц — жителей гор. Ташкента.

ПРОШЕНИЕ.

Ввиду высочайше дарованного его императорским величеством манифеста от 17 октября 1906 года и на основании Высочайшего повеления, предоставившего нам, жителям, право выбирать от нашего края членов в Государственную Думу для изложения своих нужд и улучшения своего положения в политическом и экономическом отношении, нами был выбран в 1907 году депутат во вторую Государственную Думу, которому была вручена программа о наших неотложных нуждах, но вследствие роспуска Думы мы не успели получить удовлетворения. Для выбора члена в третью Государственную Думу Высочайшего повеления не последовало, а поэтому мы были лишены возможности иметь в ней своего представителя. Ныне же мы сердечно радуемся, от души приветствуем и поздравляем Вас с благополучным прибытием в край…»

Оценка всех материалов, изъятых при обысках, содержится в официальном же и секретном письме от 24 февраля.

«Начальнику Туркестанского Охранного Отделения.

Канцелярия уведомляет, что на записке Вашей от 18 сего февраля за № 888 Главный Начальник края наложил следующую резолюцию: „весьма успокоительно, что Ташкент (туземный) не пошел на зазывание Кариева. Последний по-видимому мутил туземцев, но по совести сказать письма невинного содержания. В них есть о нуждах, обидах, несправедливости, взяточничестве: но противоправительственного нельзя усмотреть“.

Не надо, однако, полагать, что резолюция сия подразумевала прекращение дела и освобождение арестованных, ибо в документе аналогичного содержания, полученном Квицинским несколькими днями ранее, наличествовали такие строки: „Принимая во внимание, что первоисточниками указаний на Кариева явились донесения на него местным полицейским властям на туземном языке и как бы от имени туземцев, логично с несомненностью заключить, что среди туземного населения г. Ташкента и Ташкентского уезда имеется группа лиц, хорошо знакомая с деятельностью Кариева и его кружка, недовольная этой деятельностью и желающая прийти на помощь властям для ее прекращения“».

О секретность! Архивисты должны благословлять ее, ибо только она позволяет царским чиновникам внутри вполне благопристойного текста раскрыть то, что открывать не следует: « на туземном языке и как бы от имени туземцев ».

Кто же эти, кто как бы?

В деле есть заявления, вернее, доносы, вернее, переводы доносов. Датированы они апрелем и даже августом 1909 года, то есть много позже того дня, когда пять узбекских интеллигентов были схвачены и заключены в тюрьму. То ли эти документы позже были переложены из агентурных папок в папку официальную, то ли сфабрикованы позже.

Первым лежит в папке донос без даты некоего Гаиббая Саиббаева о том, что мой двоюродный дед тайком собирал и отправлял в Турцию денежные средства для турецкого войска и даже имеет за эти заслуги турецкую медаль, полученную без разрешения русских властей. (Медали этой не было.)

Второй документ сообщает, что был обнаружен злоумышленник. Сами судите о достоверности этого вымысла.

Оказывается, еще в декабре 1908 года некий аноним, назвавшийся вымышленным именем, сообщал, что Абду-Вахид-Кары Абду-Рауф Кариев (имя полное, как в документах, а не так, как звали деда в быту) ведет противоправительственную пропаганду, направленную на отложение Туркестана от Российской империи. Затем 29 января 1909 года штатный переводчик уездного управления Дост-Магометов заявил подполковнику Н. Н. Караульщикову, что 20 января к нему на квартиру явился неизвестный старик туземец и обратился с просьбой перевести ему один (далее идет слово, которое мне не удалось разобрать) документ. В имевшемся у этого старика мешочке с разными бумагами Абдурахмат Дост-Магометов заметил «прокламацию», которую и взял себе, не спросив старика, кто дал ему эту прокламацию, и, не узнав даже, как зовут старика. Одно лишь запомнил Дост-Магометов, что по выговору этот старик туземец — кураминец и что в документе, который он перевел старику, упоминался род «теляу». Вследствие этого Дост-Магометов предполагает, что старик этот — житель кишлака Теляу или какого-либо другого кишлака Теляузской волости Ташкентского уезда.