Камил Икрамов - Дело моего отца [Роман-хроника]

Крестинский . Да, и я ответил, что претензий нет.

Вышинский . Если спрашивают, есть ли претензии, то вам надо было бы сказать, что есть.

Крестинский . Есть в том смысле, что я не добровольно говорил.

Вышинский . Я зачитаю ответ, который вы дали следователю Шейнину на заданный вам вопрос. Ответ Крестинского: «никаких претензий к следствию я не имею» (т. 3, л. д. 103).

А между тем существует точка зрения, что Л. Р. Шейнин совершенно непричастен ко всему этому.

Со Львом Романовичем я был знаком. Мы даже встречались за праздничным столом на даче Владимира Тендрякова. Ели раков. Лев Романович очень хорошо ел раков. Одни скорлупочки оставлял. Как яйца всмятку. Ложкой. Тендряков специально устроил эту встречу, раков не пожалел: «Давай мы его допросим. Не вывернется».

Шейнин вывернулся. Ел раков, изредка вытирая губы крахмальной салфеткой.

— Нас к этому не допускали, — говорил он о тридцать седьмом.

И мне все как-то стыдно было, как-то неловко подойти к нему и спросить: «Вы допрашивали моего отца, как это было? Почему так получилось, что они все оговаривали себя, почему Крестинский…»

И еще мне хочется узнать, по какой причине именно мой отец производил впечатление человека тяжело больного, находящегося в забытьи? И на всех ли заседаниях был отец? И кто писал им последние слова, кто их произносил, потому что со ссылкой на Керженцева утверждают, что двенадцатого марта, вовремя оглашения приговора, на скамье подсудимых сидели только дублеры.

Никто никогда не узнает, что думали двадцать подсудимых, когда двадцать первый шел на свою Голгофу.

Интересно отметить еще один обмен репликами. Установив, что между Крестинским, с одной стороны, и Бессоновым, Розенгольцем и Гринько — с другой были до сих пор вполне хорошие отношения, Вышинский спрашивает:

— И вот три человека, с хорошим отношением к вам, подсудимый Крестинский, говорят то, чего не было?

Крестинский . Да.

Я преклоняюсь перед этим человеком.

Утреннее заседание второго марта завершается диалогом поразительной силы.

До предела взвинченный, перепуганный последствиями возможного провала и возможным высочайшим гневом, Вышинский после дополнительного опроса Бессонова и Розенгольца вновь обращается к Николаю Николаевичу.

Делать это — глупо, и за глупость возможна суровая кара, но Вышинский в своей службе Сталину давно уже сделал ставку только на верность.

Вышинский . Обвиняемый Крестинский, вы слышали это показание?

Крестинский . Я это отрицаю.

Вышинский . Отрицаете?

Крестинский . Отрицаю.

Вышинский . Безусловно?

Крестинский . Безусловно.

Вышинский . Конечно?

Крестинский . Конечно.

Вышинский . У меня больше нет вопросов.

Председательствующий . Объявляется перерыв на два часа.

Вечернее заседание 2 марта 1938 года, так же как и утреннее, по существу посвящено Николаю Николаевичу Крестинскому. Свидетелями против него выступают Г. Ф. Гринько и А. И. Рыков.

Прокурор, наученный первым заседанием, боится предоставлять Крестинскому трибуну, но его линия поведения все же отчетливо видна по стенограмме.

Бросается в глаза, как и прежде, спокойное достоинство Н. Н. Крестинского и злобная нервозность Прокурора СССР.

Вышинский . Выходит, что Крестинский говорит здесь неправду и пытается отвертеться от связи с троцкистами?

Рыков . Он не только говорит неправду, а хочет спутать ту правду, которая здесь есть.

Вышинский . Обвиняемый Крестинский, вы слышали это?

Крестинский . Да, слышал.

Вышинский . Вы подтверждаете это?

Крестинский . Я не подтверждаю, что я говорил неправду, и не подтверждаю, что хочу спутать правду.

Вышинский. У меня вопрос к Крестинскому. Но вам известно было, что Рыков занят подпольной борьбой?

Крестинский . Нет.

Вышинский . Неизвестно?

Крестинский . То есть я знал об этом из тех сообщений, которые делались на пленуме Центрального Комитета.

Вышинский . Ах, только так?

Крестинский . Только так.

И через несколько строчек:

Вышинский (Рыкову). Разговаривали о делах нелегального порядка?

Рыков . Разговаривали о нелегальных делах.

Вышинский . Вы утверждаете, что и Крестинскому известно было о ваших делах в нелегальной партии, а Крестинский отрицает это; выходит, что Рыков говорит теперь неправду, а вы, обвиняемый Крестинский, правду?

Крестинский . Я говорю правду.

Вышинский . А вы с какого времени начали говорить правду?

Крестинский . По этому делу?

Вышинский . Да.

Крестинский . Сегодня говорю правду.

Председательствующий . С двенадцати часов?

Крестинский . Да, на заседании суда.

На целую страницу опять идут «признания» Рыкова, Бухарина, Розенгольца, Зеленского и Гринько. Затем:

Вышинский . Позвольте спросить Крестинского? Обвиняемый Крестинский, все подсудимые находят, что в отношениях их говорят правду, вы говорите, что этого не было. Вы правду говорите?

Крестинский . Я говорю правду.

Вышинский . Сегодня?

Крестинский . Да.

На последующих почти тридцати страницах стенограммы вечернего заседания 2 марта прокурор уже не обращается к Николаю Николаевичу. Видимо, убеждение, что он «одумается», долго не оставляло организаторов процесса, очень им хотелось, чтобы он «одумался». Ему могло быть даже дано время «на размышление». Этим и объясняется то, что Вышинский несколько раз повторяет свои вопросы. Но всему есть конец. Прокурор оставил его в покое. Мы даже не знаем, присутствует ли Крестинский на скамье подсудимых после очередного двадцатиминутного перерыва, объявленного председательствующим.

Итак, в течение целого дня (вечерние заседания начинались, как правило, в шесть часов), т. е. с двенадцати часов дня на утреннем заседании и до восьми-девяти часов на вечернем, мы слышали четкие, сдержанные и мудрые ответы Крестинского, объясняющие причину самооговора и одновременно не дающие повода для обвинений в неуважении к закону и к удалению из зала суда. Остальные тридцать страниц вечернего заседания тоже весьма интересны, но в данный момент к делу не относятся. Стоит, пожалуй, отметить показания подсудимых, которые предназначены для косвенного подтверждения дела Тухачевского и Гамарника, да еще слова Рыкова о том, как он, будучи Председателем Совета Народных Комиссаров СССР и РСФСР, давал для антисоветского «Социалистического вестника» клеветнический материал о проблемах 1928–1930 годов «в связи с теми затруднениями кулацкого порядка, которые партия в то время преодолевала». (Читатель уже знаком с точкой зрения Рыкова по цитированной выше речи Сталина на объединенном пленуме ЦК и ЦКК в апреле 1929 года.)