Леонид Радищев - Крепкая подпись

Дела свои он вел смело и хватко, выторговывал земли у башкир, скупал на корню крестьянский хлеб, гнал баржи с товаром по Волге. Но и у него вышла однажды закавыка, когда он мог понести и убыток и урон своему имени, и оказалось, что собственным разумением тут не обойтись. Пришлось крепко подумать, к кому обратиться. И вот, обдумав это и разузнав, что ему было нужно, Красиков велел кучеру запрягать.

Выезд у него был отменный, почище губернаторского: богатырский рысак-орловец, заморские дрожки, кучер — добрый молодец, перепоясанный ярким кушаком. Но дрожками купец на сей раз не воспользовался, а шел задумчиво по деревянным мосткам, кучер же ехал шажком по дороге, не отставая от хозяина и не опережая его.

Купец то и дело здоровался со встречными. От одних ждал, чтобы поздравствовались первыми, другим кланялся сам, случалось, даже снимал картуз.

Так добрался он до деревянного двухэтажного дома на углу Почтовой и Сокольничьей. Дом был купца Рытикова, занимавшего нижний этаж, а наверху жил тот, кто был нужен, и вел к нему отдельный ход с Сокольничьей улицы. Это было кстати, потому что с Рытиковым сейчас встречаться не хотелось.

— Здесь стой! — приказал купец своему кучеру и подергал дверной звоночек.

Открыла девочка в гимназическом платье с белым воротничком.

— Аблакат дома?

У девочки чуть сощурились узкие, живые глаза:

— Вы к брату? Идемте, я вас проведу.

Поднялись по лесенке, прошли через просторную комнату, где стоял рояль и большой обеденный стол, накрытый белейшей скатертью. Сапоги у купца немилосердно скрипели при каждом шаге — с расчетом на скрип и заказывались.

— Вот сюда, пожалуйста, — сказала девочка и постучала согнутым пальчиком в дверь: — Володя, к тебе пришли!

— Да, да, Маняша, — донеслось из-за двери.

По голосу слышно было, что человек оторвался от какого-то занятия. Купец не стал больше ждать, толкнул дверь, вошел, посмотрел в передний угол, где полагается висеть иконе. Угол был пуст, да и не могло быть по-иному в такой квартире. Красиков это превосходно знал: просто уж так, по привычке, потянулся сотворить крестное знамение.

Небольшая комната казалась почти пустой. Самым главным был здесь стол с аккуратно разложенными книгами и бумагами. Наколотые газеты пачками висели по стенам. Была еще этажерка, вся заставленная книгами.

Из-за стола поднялся невысокий молодой человек в сатиновой косоворотке — плотный, большеголовый, с рыжеватой бородкой.

— Чем могу служить?

Сказал сухо, точно лучину переломил.

Купец густо прокашлялся. Не поймешь, с чего начинать при таком приеме — то ли поздороваться, то ли сразу приступать к делу?

— Господин аблакат Ульянов?

Слово «аблакат» говорилось с особой отчетливостью, — дескать, знаю, как его надо произнести, да не желаю.

Молодой человек молча кивнул головой.

Красиков опять прокашлялся, полез в сюртучный карман, достал ровный прямоугольник белоснежно-атласного картона, положил на стол перед «аблакатом». Глаза у молодого человека сощурились, оживились, и он стал похож на ту гимназисточку, которая открывала двери. Взгляд его как бы говорил: визитная карточка?! У купчины?! Интересно!

Да, у купчины! Взял да и заказал себе эти самые карточки. Понравилось. И уж таких, наверно, ни у кого не имеется в Самаре: по краям волнистая золотая каемка, сверху голубь с золотым письмом в клюве — типографщик объяснил, что так оно будет еще красивее, — а посреди тиснуто крупными буквами: «Купец первой гильдии Федор Федорович Красиков».

— Знаешь меня? — спросил купец.

— Слышал!

— И про тебя мы наслышаны, господин аблакат. Очень лестно объясняли… Я к тебе второй раз. На прошедшей неделе посылал за тобою лошадку — хотел, чтобы ко мне пожаловал для беседы, да тебя дома не оказалось, — должно быть, находился в суде… Тебе твои-то не передавали? Ну, ладно… А нынче вот сам являюсь, — купец осмотрелся, чуть нахмурился. — Может, у тебя и сесть дозволяется?

— Прошу! — Адвокат кивком указал на стул. — Чем могу быть полезен?

Красиков придвинул к столу гнутый стул. Сел и адвокат.

— Чем, говоришь, полезен? — Купец испытующе поглядел на своего собеседника. — Да ты ко мне без строгости этой, ты смотри в корень! Дело к тебе есть, скажу напрямик — хлебное дело… Не пожалеешь, если возьмешься. А чего бы и не взяться? Вот так будешь доволен…

Адвокат выжидательно молчал. Красиков вытащил огромный цветной платок, крепко отер скуластое лицо. Видно было, что сейчас, когда подошло к самому делу, он заволновался.

— И на старуху бывает проруха, — начал он, все чаще откашливаясь. — Коротко говоря, нужно меня вызволять, господин Ульянов. Пережал я, переборщил кой в чем… Купил у мужиков урожай… немалый оборот был задуманный. Ну, ежели на откровенность — объехал я их на кривой. Так ведь это коммерция, как же иначе! Полагал, сойдет. А они в суд на меня! Раньше такое дело можно бы и под сукно, а теперь… сам знаешь! Шаткость! Суд одним глазом на нас, а другим на них. Опасаюсь, как бы чего не вышло. Тут требуется голова, которая закон понимает до самой внутренности…

— И вы решили, что именно у меня такая голова? — Голос прозвучал вроде даже с веселостью.

— А что? Или не такая? Вон ты какой лобастый, — купец перешел на шутливый тон, — да и волос у тебя редеет со лба, а не с макушки. Считается — бог ума прибавил… Ты не обижайся. Поговорка такая.

— Чего же обижаться на поговорку? — усмехнулся адвокат. — Кстати, поговорка занятная. Я такой не слыхал.

Похоже было, что строгость его смягчилась и сейчас пойдет настоящий разговор, но вдруг все сразу оборвалось.

— За ваше дело я не возьмусь, — как-то неожиданно резко закончил адвокат.

Купец побагровел:

— Вот тебе и на! Это почему же, господин Ульянов?!

— Не могу! Не мастер!

— Ты не мастер?! — Красиков заскрипел стулом. — Ты-то? А кто, как не ты, вытащил да обелил того сукинова сына — портнягу? Сам знаешь, о ком речь! Он же, прохвост, божью матерь и святую троицу поносил в трактире! Царское фамилие обзывал матерными словами… Государя, наследника! Оскорбление величества! За это каторга, каждый понимает. А ты год тюрьмы выхлопотал этакому змею… А взять Копякова-купца, когда мужик у него хлеб покусился своровать: у купца-де много… Ты и сего ворюгу вытянул… Это что, не мастер?

— Однако вы в курсе судебных происшествий, — сощурился адвокат. — Надо полагать, что и знакомства имеются в этих кругах. Вот и обратитесь к кому-нибудь другому.

— Ты постой, постой, не спеши, — хрипло сказал Красиков и побагровел еще больше. — Разговор с тобой не конченный! Я от тебя не таюсь — с попом да аблакатом как на духу. Я почему к тебе пришел, к тебе, господину Ульянову? Первое — имеешь умственность, обучен по своей части не по годам. Второе — берешь на себя мужицкие дела. Заступник, стало быть, за мужиков. Таково их защищаешь, что они сами, как прихватит, сей же минут просятся: нам бы присяжного помощника Ульянова на защиту! Какой тебе профит с этого — убей меня бог, не пойму… Ну, это не моя печаль, я про другое. Выходит так, что ежели ты, ихний заступник, возьмешься за мое дело, значит, не столько уж я виноват против мужиков… Берись, господин Ульянов! Денег не пожалею!