Юрий Благов - Аншлаг [Рассказы о цирке]

— И как это у вас получилось? — искренне удивился агроном.

Обычно эту «проходную» репризу клоуны делали с инспектором. И здесь могли бы обойтись без участия Ари. Но раз приехал…

На манеж тем временем вылетели джигиты, втягивая зрителей в искрометный темп, при котором никто не мог оставаться равнодушным, а в финале представления вышла вся труппа.

Только Ари оставался среди зрителей.

Потом за обильным столом, оснащенным всякими свежими яствами, агроном сердечно поблагодарил артистов за то, что подарили колхозу свой выходной день, за то, что сумели приспособиться к трудной обстановке и показать представление не хуже, чем в городе.

В этом месте Ари поперхнулся, но никто на это не обратил внимания.

Обратная дорога получилась шумной и веселой. Ехать было далеко, и, чтобы не уснуть, артисты принялись петь. Никто не знал ни одной песни до конца, но едва гасла одна, вспыхивала другая, — правда, тоже ненадолго.

Не пел только Ари. Он завидовал коллегам, потому что те выложились до конца, были отлично приняты и пели сейчас от избытка радости. А ведь от него зрители ожидали большего… И не дождались!.. Он их надежды, как это ни грустно признать, не оправдал.

«А ведь неподходящих условий, в общем-то, не бывает, — подумал Ари. — Да и вообще цирк когда-то родился под голубым куполом. Ведь сначала появились не цирковые здания, а цирковые артисты. Впрочем, цирковыми их в те времена не называли, да и артистами тоже. Они расстилали на земле коврик и кувыркались на нем. Жонглировали и показывали фокусы. А зрители смотрели, образовав круг.

Постепенно у одних появились гримерные, конюшни, кулисы, а у других — ложи, партер, фойе.

А круг остался.

И Цирк время от времени возвращается на круги своя.

Воздушные гимнасты подвешивают аппараты к строительным кранам. И выступают! Прицепляют трапецию к вертолету. И ничего!»

— Неужели сейчас, когда «день кормит год», не жаль вам терять три часа на цирк? — спросил было Ари у агронома.

— Такая потеря дороже находки, — улыбнулся агроном, — у нас ведь не только работники, а еще и люди…

М-да, трудно что-нибудь возразить. И подобный выезд у Ари, естественно, не последний. Что же делать?

Он смотрел в окно и видел, как то в одном месте, то в другом вспыхивали в поле огоньки. Это работали их сегодняшние зрители… У них все ясно!

А вот он, Ари, несколько лет не может решить, какой должна быть его новая программа. Демонстрация фокусов, одного за другим, теперь никому не нужна, требуется сюжет, тема. И Ари склонялся то к «фокусам разных стран», то «разных эпох». И то и другое соблазнительно, но…

А разве в колхоз с этим поедешь?.. Да нет же, черт возьми, нужна, вероятно, программа типа «фокусы всюду и везде». Да, да, при любых обстоятельствах, в любой обстановке.

Он вспомнил посещение одного московского театра, точнее — его филиала, где смотрел в крохотном зале спектакль. До любого артиста можно было дотянуться рукой, декораций не имелось никаких. Но тем не менее перед зрителями — поля, трактора, люди, перед ними буйно пульсирует сегодняшняя деревенская жизнь. Вот это и есть искусство!

И фокусы надо показывать в любых условиях, ничем не отгораживаясь от тех, кому они предназначены. Трудно? Конечно! Зато нужнее «разных эпох» или «разных стран».

Вот этим он теперь и займется — к химикам пойдет, физикам поклонится, изобретателям: помогите, мол, явить чудеса народу! Ночей спать не будет, а сделает аттракцион, который можно будет показывать всюду и везде. Чтобы агроном вроде сегодняшнего мог сказать: «Я так и знал, что вы всё можете!»

Настроение у иллюзиониста заметно поднялось, и когда заблестели городские огни, он начал петь вместе с остальными.

Полвека назад Белый клоун, сверкая на манеже всеми своими ослепительными блестками, обзывал мешковатого партнера дураком.

— Ах, так? — взрывался Рыжий и кричал: — К барьеру!!!

Белый послушно направлялся к барьеру манежа, легко шагая лакированными лодочками, надетыми на светлые чулки.

— Стой! — визжал обиженный, задыхаясь от захлестнувшего его гнева. — Ты меня не понял. К барьеру — это значит, что я тебя вызываю на дуэль!

Белый равнодушно пожимал плечами, вроде бы и не возражая против поединка, а только задавал вопрос:

— На чем же мы будем драться?

— Вот! — Рыжий вынимал из своего необъятного кармана старинный пистолет с длинным дулом.

— А второй?

Оказывалось, что другого пистолета Рыжий не имел, так же как не имел ни рапиры, ни шпаги. Один пистолет на двоих.

Тут появлялся величественный шпрехшталмейстер и, узнав, в чем дело, предлагал дуэлянтам тянуть жребий. На одной записке — слово «Жизнь», а на другой — «Смерть». Тот, кто вытянет роковую записку, должен немедленно застрелиться, для чего вполне достаточно одного пистолета.

Новоявленный секундант широким жестом вкладывал обе записки в шляпу, накрывал шляпу носовым платком и предлагал дуэлянтам тянуть жребий.

Пока Рыжий раздумывал, Белый вынимал бумажку, читал ее и заливался ликующим смехом.

— Жизнь! — кричал он. — О, жизнь, какое счастье! — И, подняв записку над головой, совершал по манежу круг почета.

И только тут до Рыжего доходила вся суть происходящего… Его начинало колотить мелкой дрожью, и он трясущейся рукой вынимал вторую записку, надеясь неизвестно на что.

— Сме… сме… — читал он.

— Ну что вы там тянете? — грозно вопрошал секундант.

— Уже вытянул…

— Так читайте же!

— Сме… Сме… Сметана! — визжал Рыжий и заливался горьким плачем.

— Какая еще сметана? Здесь ясно написано «Смерть»! — И с этими жестокими словами секундант вручал Рыжему его собственный пистолет.

И когда лохматый неудачник, втянув в плечи голову, понуро шагал за кулисы, цирк замирал, будто человек действительно шел на гибель. Рыжий исчезал за занавеской, и тут же раздавался оглушительный выстрел.

Однако едва Белый успевал скорбным жестом снять с головы остроконечный колпачок, как партнер с торжествующим криком врывался на манеж.

— В чем дело? — спрашивали его.

— Промахнулся!..

И вот однажды эхо клоунского выстрела гулко отдалось за кулисами.

А случилось вот что… В грандиозной программе столичного цирка, составленной из лучших номеров, выступали среди других Воздушник, Богатырь и Королева.

Назовем их так.

Воздушник был несколько угловат, но это только на земле. В воздухе становился стройным, пластичным и шел на самые отчаянные трюки. Воздушник создавал аппараты один другого сложнее, осваивал трюки один другого опасней, словно старался во что бы то ни стало найти в цирке смерть. В дальнейшем он ее нашел, не для себя, правда, а для партнера, который сорвался с изобретенного им аппарата. Но, естественно, Воздушник имел такие же шансы разбиться сам. Однако произошло все это значительно позже того события, о котором пойдет речь.