Юрий Благов - Аншлаг [Рассказы о цирке]

Пока же не находилось Воздушнику равного в цирковом небе.

А Богатырь был широк, добродушен, улыбчив, и когда выходил на манеж, казалось, что весь его собой заполнял. Возглавлял он труппу акробатов-прыгунов и бросал своих вертких партнеров словно мячики. Он ловил их и снова кидал, а в финале они облепляли Богатыря, и он молодецки потряхивал всей своей труппой.

Королева же была не очень молода, иначе ее, вероятно, называли бы Принцессой. Раньше выступала как гротеск-наездница (стояла на лошади, а не сидела на ней), потом была воздушной гимнасткой, а теперь выводила на манеж дрессированных собачек.

Но все равно оставалась Королевой! По осанке своей, по гордости и по неотразимому обаянию. Казалось, выйди она без всяких собачек, то и в этом случае имела бы успех! Королева почти никогда не улыбалась…

Привычка к ежедневному риску (если к этому вообще можно привыкнуть!) вытачивает характеры крупные, но обладатели их способны на самые неожиданные поступки.

И вот вошел Богатырь после выступления в свою гримерную и увидел, как Воздушник целует его Королеву. А тот отнюдь не вздрогнул оттого, что застали врасплох, а как-то нехотя отодвинулся от Королевы, а затем, глядя Богатырю в глаза, решительно заявил:

— Я люблю эту женщину и не могу без нее жить!

— Я ее… тоже люблю… — оторопел Богатырь.

А Королева посмотрела сначала на одного, потом на другого, поправила прическу перед зеркалом и спокойно произнесла:

— Вы мужчины, вы и решайте! — после чего величественно вышла из комнаты…

А в это время на манеже Рыжий клоун, дрожа всем телом, разворачивал роковую бумажку и лепетал:

— Сме… Сме… Сметана! — После чего заливался горькими слезами.

В гримерной наступила зловещая тишина. Казалось, сейчас соперники вцепятся друг в друга и будут биться до тех пор, пока поверженный не окажется мертв.

Но в дверь торопливо постучали.

— Алексей Иванович! — войдя, обратился к Богатырю маленький человечек по кличке Волчок. — Разрешите мне завтра не приходить на репетицию.

Богатырь промолчал, не спуская озверевших глаз с Воздушника.

Но юркий Волчок это молчание истолковал по-своему.

— Большое спасибо, а то у меня обстоятельства так складываются, что ровно в половине десятого я должен…

Волчок был «верхним» в группе акробатов-прыгунов, он венчал колонну из четырех-пяти человек. В жизни он вечно вертелся вокруг руководителя, за что и получил свою кличку. Когда-то Волчок был взят из детского дома, легко прижился в цирке и неплохо овладел мастерством, но годам к тридцати обуяла акробата жажда семейной жизни, каковой он никогда не имел. И вот полногрудая маникюрша пригласила его на завтрак…

От неожиданного вторжения Волчка оцепенение у соперников мало-помалу прошло. Они смогли наконец перевести дух.

И тогда Воздушник сказал:

— Одному из нас придется уступить! — И покинул гримерную.

О чем после Богатырь говорил с женой, этого никто не узнал. Сильные люди публичных скандалов не устраивают.

Однако Воздушник не думал отступать! Отозвал он как-то Богатыря в сторону и показал две бумажки. На одной было написано «Жизнь», на другой — «Смерть». Положил их Воздушник в шляпу и сказал:

— Тяни!..

И Богатырь вытянул «Смерть».

А Маникюрша поставила Волчку условие: если он хочет быть с ней, пускай немедленно уходит из цирка. Хватит ему кувыркаться, пора заняться настоящим делом.

Акробат, конечно, понимал, что всю жизнь не про прыгаешь, но легко сказать — уйти из цирка!

Богатырь заменил ему отца, поставил на ноги, и вот теперь…

Одно только Волчок понимал: если уж суждено ему распроститься с манежем, то следует это сделать по-хорошему.

Однако в последние дни к руководителю подойти было страшно. Всегда добрый и веселый, он теперь пи на кого не глядел и сразу после выступления уходил в гримерную. И хотя вместе с ним находилась жена, Волчок никаких голосов не слышал, проходя по коридору.

И вдруг увидел, как после представления Богатырь быстро направился в сторону циркового двора.

«Ага, — подумал Волчок, — вот там я с ним и поговорю…»

Он выждал минуту-другую и тоже спустился во двор.

В те дни стояла сырая осень, и Волчок заметил, что к двери склада, в котором громоздился всякий цирковой реквизит, ведут отчетливые следы. Они были хорошо видны при свете фонаря, горевшего над складом.

Значит, Богатырь пошел туда…

Ну и отлично, сейчас Волчок наедине ему все скажет… Он некоторое время потоптался во дворе, затем глубоко вздохнул и решительно направился к двери. И тут же за ней раздался грохот и сдавленный хрип. Волчок, почуяв недоброе, мгновенно выбил дверь и увидел, что Богатырь качается в петле…

Со всем своим мастерством «верхнего» акробата Волчок прыгнул на веревку, и она тяжести двух тел не выдержала.

Секреты в цирке долго не держатся. Об этом событии вскоре узнало цирковое начальство, и негласно был издан строжайший приказ всем цирковым директорам: Богатыря с его Королевой и Воздушника в одной программе не занимать!

Так и ездили они многие годы по одним и тем же городам, выступая в них в разное время.

А клоуны по-прежнему затевали свою дуэль, и Рыжий, разворачивая записку, лепетал:

— Сме… Сме… Сметана! — И начинал горько плакать.

Богатырь, Воздушник, Королева, Белый и Рыжий были большими артистами. Их имена часто упоминаются в цирковой литературе, и при желании нетрудно установить год рождения каждого из них и год смерти.

Одни давно ушли от нас, другие — совсем недавно.

А Волчок, покинув манеж ради своей маникюрши, заметного следа в истории цирка не оставил, и старый акробат, рассказавший мне эту историю, старался было припомнить его настоящую фамилию, да так и не смог.

Цирковые директора не похожи друг на друга. Один сам поспешит наклеить афишу, если узнает, что предыдущую съела коза. Другой только бровь приподнимет, а помчится заместитель, администратор, инспектор манежа, словом — кто угодно, только не он. Третий же, узнав об афише, усмехнется и перейдет к делам поважнее.

— Так вот, — сказал директор второго типа своему заместителю Максу, — в отношении Бэби я сделал все. Зоопарк возражений не имеет, осталось только доставить его туда.

Задребезжал телефон, и директор принялся выяснять, когда в цирк отгрузят арматуру.

Так и сидели некоторое время друг против друга, благообразный, седой, не разваливавшийся, а скорее разлившийся в широком кресле, и лысый, поджарый, примостившийся на краешке стула и готовый тотчас с него вскочить.

«М-да, — думал Макс, — хорошенькое „только“… Как будто доставку Бэби можно доверить почте или курьеру. Ведь Бэби — это слон».