Давид Бергельсон - На Днепре
- Название:На Днепре
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1983
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Давид Бергельсон - На Днепре краткое содержание
Роман «На Днепре» — повествование о социальном расслоении и революционной борьбе масс в годы, предшествовавшие революции 1905 года.
Рассказы писателя отличаются лаконичностью языка, эмоциональностью и мягким лирическим юмором.
На Днепре - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
И вдруг, заметив, с каким нетерпением Трофимов сидит на постели и ждет его, доктор остановился, до глубины души потрясенный тем, что сейчас произойдет, если операция удалась и Трофимов прозреет, — не это ли та единственно достойная свеча, которую можно зажечь за упокой материнской души?
«Не свеча, а настоящий свет!»
Подняв руку, доктор остановил медсестру, направившуюся к Трофимову.
— Нет, не здесь, — говорит доктор.
Повязку следовало снять в темноте, а в палату уже начал проникать серый свет.
Пока медсестра приготовляла все необходимое, доктор Сойфер вернулся в дежурную комнату. Погашенная лампа опять вызвала в нем прилив нежности, словно догоревшая поминальная свеча.
«Странно, — задумался он, — испокон века люди считают, что свечи — посредники между живыми и мертвыми. Лучшего они не смогли придумать».
Он неторопливо надел поверх белого халата свою потертую шубенку и спустился во двор госпиталя подышать воздухом после утомительного ночного дежурства.
Вокруг все еще царил предутренний сумрак.
Ночью выпал снег такой белизны и свежести, как будто до него на свете снега и не бывало. Медленно тянулось время в это туманное, морозное утро; скованная природа словно застыла, и среди чудесного покоя один только дымок из печных труб привлекает взор.
Над уходившим в небо дымком, под нависшими снежными тучами слабо мерцало огненное колечко, борясь за то, чтобы перевоплотиться в восходящее солнце. Доктору показалось, что сегодня колечко висит ниже, чем обычно, а все-таки упрямо твердит: «Я взойду, я взойду!»
Глядя на восходящее солнце, доктор ни на секунду не забывал о том, чт о он должен сейчас сделать по зову матери, и в его памяти мелькали полузабытые слова древней поминальной молитвы: «Да не будет прервана нить жизни!»
Так вот в чем дело: жизнь превыше всего…
Сколько поколений до него произносили эти слова, не вникая в их смысл.
Вот что означают эти слова: «Будь осторожен, мой мальчик, когда будешь переходить улицу…» Это забота матери о дальнейшем ходе жизни. Мать убили. А он, ее сын, идет обратно в госпиталь и опять приобщит ее к жизни. Он, один из ее сыновей, опять зажжет свет в глазах у человека. И поэтому он чувствует себя одержимым, словно исполняет жизненное призвание. Поднимаясь по ступенькам, он не слышит приветствий врачей, спешащих на работу. Он не замечает, что из-под его потрепанной шубенки виден край длинного белого халата. Он шепчет!
— Только бы удалась операция…
Он не мог стряхнуть с себя задумчивости даже в тот миг, когда сестра впустила его в затемненную комнату, где уже сидел Трофимов. Доктор нащупал в темноте голову Трофимова и осторожно снял повязку с его глаз.
Прошло мгновение.
— Я вижу! — прерывающимся, как после долгого бега, голосом прохрипел Трофимов. — Я вижу ваше лицо, товарищ доктор! Вижу открытыми глазами…
Теперь глаза были закрыты у доктора, а губы его шептали:
— Да не будет прервана нить жизни!..
1946
Скульптор
Пер. В. Хинкис
Светловолосый, тридцатилетний, с неуклюжими кистями непомерно длинных мускулистых рук, он походил на сказочного исполина. Если бы не детская наивность и доброта, которой светились его ясные голубые глаза, о нем можно было бы подумать: не иначе как портовый грузчик. И не один ценитель, видавший его работы на выставках и в музеях, при первой встрече с ним изумлялся:
— Какое дивное вино хранит в себе этот грубый сосуд!
Началась война, и скульптор ушел на фронт. Там он попал в плен к немцам, но вскоре бежал и два с половиной года провел в партизанском отряде.
А в конце войны неожиданно прошел слух, что он стал парикмахером у себя на родине.
Родина…
Тихий городок на границе между Подольем и Волынью. Нежной прелестью юности веяло от его черепичных крыш, выглядывающих из долины.
Узкая речка, словно вскрытая вена, переполненная синей кровью, отделяла городок от зеленой полосы островерхих тополей, за которыми раскинулись сияющие белизной хатки ближней деревни.
Много веков простоял этот город. И не раз упоминался он в народных преданиях, повествующих о земных тяжбах с отцом небесным.
Упрек и обида таились в самом его названии, печально глядевшем с титульных листов старинных книг, издававшихся здесь когда-то.
Прошло много лет, и к безмолвному трауру этих книг присоединились бронзовые фигуры, мраморные бюсты и барельефы, созданные руками одного из жителей города.
Вернувшись домой на второй или третий день после освобождения родного города, он нашел его почти неразрушенным. Но именно это и было всего страшнее, страшнее самых мрачных картин, которые дорогой рисовало его воображение.
Конец лета. Добравшись пешком с отдаленного вокзала, он чувствовал себя так, словно бегом спустился с высокой горы, не останавливаясь и не переводя дыхания.
День был жаркий, пыльный и ветреный. В воздухе пахло гарью пожарищ, хотя на всем горизонте глаз не мог различить ни единой зарницы.
Улицы и переулки безлюдны. Кругом покинутые дома, без мебели, двери сорваны с петель, окна выбиты.
Ни одна труба не дымила, но почему-то казалось, что все вокруг дымится и тлеет.
Нигде не валялись мертвые тела, но в горячем воздухе слышался запах морга, запах мертвеца, не преданного земле.
Запыленный, небритый, даже не успев скинуть свою партизанскую одежду, стоял он посреди площади, гигант с опаленным солнцем лицом, похожий на могучего дровосека, чей заработок без остатка уходит на еду и питье. Таким стал он после двух с половиной лет нелегкой партизанской жизни. И только в его светлых глазах, сиявших трогательной чистотой, все еще теплилось что-то бесконечно нежное и доброе, как у доверчивого и послушного ребенка.
Он медленно обводил площадь взглядом, в котором застыли боль и вопрос. Из глубины его груди рвался тихий, но тяжкий и неумолкающий стон:
— А-а-а-а…
И странно было, что он не в силах подавить этот стон, как не в силах истомленный жаждой путник оторваться от холодного ручья.
Все громче звучал этот стон в окружающей пустоте, переходя в яростное рычание.
Внезапно он ощутил приступ болезни — последствий тяжелой контузии. Ноги его подкосились, сознание затуманивалось. И, как всегда в таких случаях, в памяти снова всплыл тот момент, когда он получил контузию: во главе группы партизан он выскочил тогда на шоссе из кювета и испустил, казалось, самый громкий крик в своей жизни:
— Партизаны, за мной!..
Ему померещилось, что рядом промелькнула фигура в черном, но он тут же забыл о ней.
Разбитый и измученный, еще не вполне оправившийся от приступа, он долго сидел на крылечке отцовского дома.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: