Георгий Данелия - Не горюй!

— Ври больше!

Иван Сергеевич сидел за столиком перед чашкой кофе. Еще два десятка столиков стояли вокруг него. Между столиками двигались во всех направлениях телевизионные камеры.

Иван Сергеевич, держась за щеку, зубрил по бумажке:

— В последнее время наш завод, на котором я состою в должности старшего технолога, осваивает новый напиток под названием «Золотая осень». В его рецепт, как основные компоненты, входят сиропы и эссенции, полученные из свежих высококачественных фруктов и целебных растений, под условными названиями: «Утренняя прохлада», «Лепестки ландыша», «Грибная сырость»… «Грибная сырость»… «Грибная сырость»…

Иван Сергеевич заволновался и замолчал. Он некоторое время тупо смотрел на бумажку, потом порывисто встал и пошел к выходу.

— Вы куда, товарищ? Товарищ Травкин? — подскочила к нему помреж.

— Мне надо срочно послать телеграмму на завод!

— Тихо! Что вы? Какую телеграмму? Сейчас ваша очередь! — Помреж обняла Травкина и насильно повела к столику. — Потом! — сказала она, усадив Ивана Сергеевича, и быстро отбежала.

Люба и дети стояли возле телевизора и глядели на писателя, который все продолжал говорить:

— Поиск нового не должен зачеркивать старое… А старое не должно мешать поискам нового…

— Ну, вот, я же говорила, что ты врешь! — сказала Люба стенке. — Только детей взбаламутил. Нашел время шутки шутить!

— Погоди, погоди!.. — закричал директор.

На экране появился спецкор Безродный. Он стоял посреди зала. К Безродному подошла девушка-ведущая.

— Игорь, — сказала девушка, — скажите, пожалуйста, кто этот человек, который так скромно сидит за дальним столиком?

На экране показали державшегося за щеку Травкина.

— Видишь? — крикнул за стенкой директор.

— Молчи! — крикнула Люба, крепко обнимая за плечи своих сыновей.

— Папа?.. — умиленно прошептал Колька. — Наш папка!

— Это — донесся голос Безродного, — наш гость из города Верхние Ямки Иван Сергеевич Травкин, старший технолог завода безалкогольных напитков. Я писал о нем.

В кадре опять оказались девушка-ведущая и Безродный.

— Что вы говорите! — всплеснула руками ведущая. — Значит, это и есть тот человек, у которого тридцать три зуба?

— Да, это он! Единственный в мире! — сказал Безродный.

— Как интересно! — ведущая опять всплеснула руками, — Игорь, вы должны меня с ним познакомить!

— С удовольствием! — Безродный подвел девушку к Травкину.

— Иван Сергеевич, познакомьтесь. Это диктор нашего телевидения Нина Светлова.

— Мы уже знакомы! — взволнованно сказал Иван Сергеевич и встал. — Простите, мне нужно идти.

— Вот дурак! — сказал за стенкой директор.

— Сам дурак! — пробурчал Вовка. Ведущая не смутилась, весело сказала:

— Вы хотите нас покинуть? Хорошо. Мы вас отпустим, но только прежде вы должны рассказать о себе…

— Мне телеграмму нужно на завод дать… Я забыл сказать!.. Забыл…

— Вы хотите нас покинуть? Хорошо. Мы вас отпустим, но только прежде вы должны рассказать о себе…

— Мне телеграмму нужно на завод дать… Я забыл сказать. Забыл.

— Ну что же, — улыбнулась ведущая. — Вы можете сказать отсюда. Среди миллионов наших телезрителей, наверное, находятся и ваши друзья из Верхних Ямок.

— Что?! — испуганно спросил Иван Сергеевич. — Нас уже показывают? — В глазах его вспыхнул такой ужас, что Люба даже охнула.

— Ну, дает! — крикнул за стенкой директор. — Ну, артист! Это они нарочно так договорились!

— Помолчи! — крикнула Люба. — Мешаешь!

Иван Сергеевич, опомнившись, вдруг взмахнул рукой и, перестав бояться, закричал в телекамеру:

— Товарищ директор! Товарищ Иванов! Ты меня слышишь?!

— Слышу! — заорал у себя в комнате перепуганный директор.

— Слушай! — орал, как в лесу, Иван Сергеевич, — в «Золотую осень» надо добавить восемнадцать процентов «Грибной сырости»! Восемнадцать процентов! Я забыл!

— Слышу! — кричал директор. — Ты скажи, в какой бутылке?! В какой бутылке, Ваня?!

На экране вновь появилась ведущая.

— Итак, дорогие товарищи, — улыбнулась она, — на случай если товарищ Иванов не слушал сегодня передачу, просим сообщить ему, что в напиток «Золотая осень» надо добавить восемнадцать процентов «Грибной сырости». Правильно?

Травкин кивнул.

Зазвонил телефон. Иванов снял трубку, послушав, сказал:

— Большое спасибо… Я слышал…

Он положил трубку и тотчас же звонок раздался снова.

— Да?.. Да! Я слышал… Спасибо…

Люба и дети слушали, как Иван Сергеевич рассказывает о своей жизни.

— Детство свое я провел в Верхних Ямках. Я очень любил рыбную ловлю. Когда мне было двенадцать лет я поймал сома, — он посмотрел на Безродного, — на сорок килограмм…

В квартире Ивана Сергеевича раздался звонок. Люба запахнула халат и пошла открывать. За дверью стоял широкоплечий человек с окладистой рыжей бородой, чем-то напоминающий Малюту Скуратова.

— Вы супруга гражданина Травкина? — спросил он, пристально глядя на Любу глазами фанатика. — У меня к вам дело.

— Заходите… — неуверенно пригласила Люба.

— Там есть кто? — человек кивнул в сторону комнаты.

— Дети, а что вам надо? — спросила Люба.

— Тогда удобнее здесь… Я из краеведческого музея. Вы бывали в нашем музее?

— Нет.

— Напрасно, — с осуждением сказал мужчина. — У нас великолепная экспозиция. Все, представляющее научный и исторический интерес, собранное в нашей области, хранится в музее. Так вот, мы хотели бы приобрести череп вашего супруга… За наличный расчет, разумеется. Как вы на это смотрите?

— Что?! — Люба в ужасе прижала к щекам руки. — Череп. Ну, или, в крайнем случае, челюсть.

— Что?

— Шестьдесят рублей, — рыжебородый полез в портфель.

— Он же живой — крикнула Люба.

— Все мы — гости на этой планете, — криво усмехнулся рыжебородый.

— Вон! — крикнула Люба и сильно пихнула представителя краеведческого музея в грудь.

— Что ж, — равнодушно сказал рыжебородый, поворачиваясь к дверям. — Придется войти в контакт с прямым обладателем.

Люба захлопнула дверь.

Доктор и его пациент вышли из самолета во Внуково. Серебристые гиганты ползли к вокзалу со всех сторон. Стеклянное здание просматривалось насквозь.

— Минутку! — сказал Аркадий Борисович Травкину. — Я только позвоню одному институтскому приятелю. — И скрылся в переговорной кабине. Иван Сергеевич сел на докторский чемоданчик и прижал кепку к щеке.

— У вас болит зуб (англ.)? — к Травкину подошла огромная негритянка в короткой цветастой юбке.

— Не понимаю, — сказал Травкин и постучал к доктору.

— Да? — высунулся Аркадий Борисович, рукой зажимая трубку, и ответил за Травкина:

— Да, очень (англ.).

— Переведите, что я ему очень сочувствую. У меня — тоже… (англ.) — негритянка взялась за щеку.