Сергей Татур - Периферия [сборник]

— Инжирчика ты не жалуешь?

— Упаси меня бог!

— А секретаря партийной организации товарища Сычеву?

— Тоже.

— По какой такой причине ты им в уважении отказываешь?

— Они дело свое не любят. Они себя любят.

— Теперь расскажи, что ты видишь в магазине, в поликлинике?

— Минуточку. Ты хочешь с моей помощью составить мнение о наших продавцах, врачах? Давай! У нас рядом гастроном и универмаг. Порядки там одинаковые: дефицит на прилавок не попадает. Родня у продавцов, знакомые. Но есть и постоянная клиентура, которая щедро кидает сверх цены. При мне никого не схватили за руку. Обувь, одежда, словом, все, что поприличнее, выплывает на толкучке. Спекулянт сейчас свой налог с нас взимает, как главный распорядитель дефицита. В аптеках тоже научились говорить: «Нет». А на толкучке этого «нет» полным-полно. Плати и бери. Лозунг я заучила: «Человек человеку друг, товарищ и брат». А толкучка дает действительности свое толкование, в котором слова о друзьях-товарищах отсутствуют.

— Смотри! И в Чиройлиере плох контроль. Обсчитывают ли в магазинах?

— Зачем? Грубо это. Зато невнимания сколько угодно! Продавец в упор не замечает. Спасибо, мол, что ты пришла, но лучше было бы, если бы не приходила! Что ж, магазины у нас с тобой общие, насмотришься.

— Лечащим врачом ты довольна?

— Терапевтом, что ли? Так я не болею. Вот слесарю-гинекологу за услуги дважды по четвертачку вручала. Такой порядочек, а наша доля следовать ему да помалкивать.

— Как фамилия гинеколога?

— Андрей Климентьевич они. Очки, усы, лапы красные. Дело знает.

— Запомню Климентьевича.

— Чур, вне связи со мной!

— Транспорт как работает?

— Тут тоже есть на что посмотреть. Зайцем у нас не проедешь, кондукторы тренированные. Сделают план и на себя работают. По полбилета отрывают или отбирают билеты на выходе и снова продают.

— За дочкой в детском саду как смотрят?

— И тут есть свой тонкий расчет. Подношу духи-конфеты, не простужается Наденька. Перестаю внимание оказывать — обязательно хворь напустят на ребенка. Хочешь, при тебе опыт проведу? Отнесу что положено, здорова будет Надька, сэкономлю на внимании — затемпературит. Система отказов — сбоев не дает. Заартачусь, выступать начну — так культурно приструнят, что себя же свиньей неблагодарной почувствуешь. «Что вы хотите, у вас такой ослабленный ребенок!»

— Разве в Чиройлиере не борются со всем этим?

— Как не борются? Все лучше стало, пристойнее. Продавцы не хамят. В аптеке вежливо разъясняют, что выписанное мне лекарство второй месяц не поступало. А липнет к длинным рукам почти столько же.

— О милиции какие отзывы?

— Если в общем брать, милиция уважение к себе восстановила.

— Кто, по-твоему, рядом с тобой живет не по средствам? Или тебя это не касается?

— Коля Петрович, я не ребенок и понимаю, что это на мои средства живут не по средствам. Есть и в нашем городе особнячки, в которых впору детские сады размещать. Но сегодня их владельцы — уважаемые люди. А задай вопрос: «На какие средства все это приобретено-понастроено?» И ты поставишь их в тупик. Посмотри на хоромы нашего директора, на то, как он отдыхает-развлекается. Много разного говорят о директоре завода железобетонных изделий. Где правда, где навет, не знаю, а тебе знать надо. Наш женский лекарь Андрей Климентьевич тоже не в шалашике обитает и не пешком ходит. О! Ты сможешь увидеть прелюбопытные вещи, если не послушаешь совета не лезть, куда не просят. А такой совет ты получишь, будь спокоен!

Николай Петрович волновался, словно шел на свидание. Чувство приподнятости делало тело невесомым. Возникало ощущение парения над землей, широко распластанных крыльев, полной подвластности пространства.

У глыбообразного здания общежития трикотажной фабрики стояли парни, поджидавшие своих подруг. Сверху, из распахнутых окон, лилась музыка. Вдруг запела женщина, словно руку протянула из дали несусветной. У нее был проникновенный голос Нани Брегвадзе. «Мне надо знать, что я еще любима, и ты мне в этом просто помоги». Да, человека окружают простые вещи, и желания его тоже просты и естественны. И ему хорошо до той поры, пока он не начнет стесняться своих желаний, простых и естественных. Пока он сам не усложнит все беспредельно, не попытается в сумасшедшем, необъяснимом порыве соединить несоединимое и объять необъятное.

Шоира ждала его в сумрачном вестибюле. На него были устремлены черные миндалевидные глаза, яркие на смуглом лице. Плотные, уложенные кругом косы венчала щегольская тюбетейка, которую бухарские золотошвеи украсили орнаментом, не поддающимся разгадке. Светло-сиреневая блузка, фирменные джинсы, лаковые босоножки создавали причудливое сочетание туалета европейского и азиатского. Самым странным было то, что из всей этой дисгармонии проглядывала гармония. И Ракитин подумал, что Инжирчик положил на нее глаз не случайно, что вся она — радостный, громкий всплеск красоты. Он сказал:

— Вы чудо, Шоира, и я завидую вашему жениху.

— Спасибо, — поблагодарила девушка, — но не надо комплиментов.

— Я искренен.

— Мой жених тоже был искренен, когда заявил, что я ему не нужна, что он не возьмет в жены женщину, которая выступает на собраниях, сидит в президиумах. Стоило телевидению показать меня людям — я стала ему не нужна. А мы вместе росли, учились в одной школе. Разве я стала общей от того, что люблю общественную работу?

— Глубоко вам сочувствую, — сказал Николай Петрович. — Но позвольте, как же это? Ведь он не темный человек.

— Нет, темный! Раз своего мнения не имеет, — сказала Шоира. — Ему внушили, что женщина, которая у всех на виду, не может быть хорошей женой. И он согласился: не может.

Чем дольше он смотрел на Шоиру, тем красивее она казалась. В комнате, куда ввела его девушка, стояла всего одна кровать.

— Вам повезло, — объявил он. — Вы просто не знаете, как вам повезло. И долго продлится это везение?

— Долго.

— Я ненавижу общежития. Невозможность остаться наедине с собой травмирует душу. На работе — люди, в комнате вместе с тобой — люди, вся жизнь на людях, и весь ты на людях. Я бы кельи строил, но на одного человека.

— Мне пошли навстречу, — сказала Шоира. — Я сейчас сильно устаю.

— Администрация сама предложила отдельную комнату?

— Я попросила.

— А я неосторожно подумал, что ваша администрация умеет поощрять передовиков по своей инициативе. Что ж, теперь у вас хорошие условия для отдыха и работы над собой. Рад за вас. Внимание, слава — груз не легкий?

— В детстве так хотелось прославиться. Воображала: буду ученой, буду поэтессой. Буду удивлять людей. Хорошо мне мечталось. Какие только роли я не перебрала! И во всех покоряла высоты, другим недоступные. Потом увидела, что природа дала мне один талант — умение работать. Вот я и работаю. Слава пока чаще радует меня, чем раздражает, и с нею лучше, чем без нее.