Алим Кешоков - Восход луны

— Так, так…

— Не в прямом смысле, конечно. Поток — это жизнь, история. Его волны то бурлят, как в половодье, то замирают, точно знойным летом. Но есть люди, которые подтачивают опоры моста своими безнравственными поступками. К ним относятся те хозяева кинотеатров, что ради наживы показывают одно безобразие: насилие, грабежи, секс…

— Что?

— Я говорю — секс. Это когда на всеобщее обозрение выставляется близость мужчины и женщины.

— Так это не только в кино, — оживился шейх, — купцы тоже завозят яд. Я отобрал у слуги пакостный карандаш. Посмотришь — вроде карандаш как карандаш, пишет. А поглядишь в торец — черт-те что… Я даже прогнал слугу, чтобы не приносил в дом всякую мерзость.

— Жаль, не ходите вы в кино.

— Зачем мне ходить. Кино само ко мне ходит. Купил аппарат, дома крутим фильмы. Сам выбираю, что показывать. Мои женщины просят картины про любовь, а я им вместо этого фильмы о героях, о жизни других народов, о тех, кто совершает паломничество к гробу пророка.

— Документальные, значит.

— Пусть знают, что происходит на свете. Мне однажды предлагали «Танец живота» — не взял. Зачем мне их картинки… — Шейх вовремя остановился, чтобы не сболтнуть лишнего. Самое ценное — душа человека. Тело что? Тлен. Из земли мы вышли, в землю и уйдем. Душа же бессмертная будет перед аллахом держать ответ за грехи тела…

— Владельцы кинотеатров этого, видимо, не знают, иначе они боялись бы бога.

— Не знают. А надо, чтрбы знали. И газета должна их научить уму-разуму. Поступками владельцев кинотеатров руководит сам ивлис. Значит, пора подняться на шайтана, чтобы он не расшатывал опоры национальной морали. А не то дождемся, что рухнет мост нравственности. — Шейх заговорил словами Шауката. — Губернатор тоже распустил народ…

— Алчные слуги ивлиса, чего доброго, и гробницы предков разграбят.

Шаукат, чувствуя, что собеседник внемлет его доводам, прибег к очередной исторической параллели; параллель должна была еще больше подогреть шейха, еще сильнее восстановить его против современных слуг ивлиса, пытающихся увести молодежь с пути борьбы за лучшее будущее. Шаукат поведал хозяину дома притчу о той же Нитокриде. Царица велела написать на своей гробнице: «Если какой-нибудь из моих преемников станет нуждаться в деньгах, пусть вскроет гробницу и возьмет оттуда золота столько, сколько захочет. Но если кто-нибудь посягнет на мои богатства без крайней нужды, добра ему не будет!» Веками стоял мавзолей, и никому в голову не приходило взять золото из гробницы, хотя были войны, нашествия. Лишь один жадный персидский царь посягнул на гробницу! Ее вскрыли и нашли в усыпальнице табличку со словами: «Не был бы ты столь алчен, не посмел бы грабить мертвого». Слух о табличке облетел даже сопредельные царства. Осмеянный правитель рвал на себе волосы.

Шейх был не слишком силен в истории, тем более что речь шла об истории доисламской. У него из головы не выходил пакостный карандаш, из-за которого он прогнал Зуфри со двора. Шейх снова извлек авторучку из тайников роскошного, шитого золотом халата и повертел ее в руках, не смея при постороннем глянуть в торец. Шаукату эти игрушки не были в новинку. Он уже видел, как их из-под полы продают на рынке, потому что купцы, боясь навлечь на себя гнев духовенства, не выкладывают запретный товар на полки.

Шейх, заметив, что Шаукат не проявляет к авторучке интереса, бросил ее наземь и с силой прижал ногой, желая раздавить. Ему хотелось продемонстрировать корреспонденту газеты свою решимость, бороться с нечистой силой.

— Пиши: «В священном писании сказано — придет день, среди людей появится ивлис. Ныне многие продают души черному дьяволу, живут по его наущению. А мы своей нерешительностью лишь способствуем гибели ближних».

— Написал, — кивнул головой Шаукат. — Может, дадим подзаголовок к статье: «Шейх Абдулла Керим требует побиения ивлиса»?

Шейх подумал:

— А кто имеется в виду под ивлисом?

— Купцы, конечно…

— Тогда не надо. Это будет прямой вызов. Купцы — дружный народ и все вместе пойдут против меня. Корысть смело ведет их путем тех, кто «под гневом» всевышнего.

— Да, они преисполнены алчности и корыстолюбия, как тот персидский царь, о котором мы говорили. Им ничего не стоит расшатать опоры моста, опустошить гробницу. А хозяева кинотеатров? В их залы стыдно заходить. Ваша статья заставит их задуматься. Да и кому же задать им перцу, если не вам, шейху Абдулле Кериму? Алчность — рубашка, в которой родились купцы. Мы разорвем эту рубашку, пустим их по миру нагишом…

— Алчность и корысть руководят их поступками, это верно. — Шейх наморщил лоб, изображая работу мысли. Мост, о котором у нас шла речь, создан богом, а они забыли его слова: «Им мы указали прямой путь, но они свою слепоту возлюбили больше, чем правоту, отсюда и зло». — Шейх повернулся к забору. Ему показалось, что в зарослях кустарника мелькнул Зуфри, пробирающийся в свой любимый водяной амбар. Шейх плотнее запахнул полы богатого халата и поудобнее устроился в кресле, обтянутом бархатом.

— Не видят, куда ведет забава. — Шаукат записывал на полях статьи возникшие в ходе беседы мысли, радуясь, что они с шейхом оказались единомышленниками. Наверняка выступление Керима привлечет внимание читателей.

— Камни вавилонского моста были скреплены свинцом. Камни моста, на котором зиждется нравственность нашего общества, скреплены шартой. — Шейх явно был в ударе, откуда-то у него появился даже высокий слог. — Молодежь, выступающая против шарты, не понимает этого. Отмена шарты обернется бедой. Все станут заводить гаремы, не думая о том, смогут ли они прокормить нескольких жен. Молодые люди помышляют лишь об удовольствиях, но когда они начнут плодить нищих, будет поздно. А еще начнут переманивать жен друг у друга, пойдет резня, потому что где же отыскать по три-четыре жены на каждого? Что такое любовь? Цвет иудина дерева. Три дня ему благоухать. Потом оно отцветает. Остается сад, земля, где дерево выросло…

Шаукат писал и думал. Он, разумеется, не был согласен с шейхом и намеревался поспорить с ним. А шейх продолжал:

— Отмена шарты не требование времени, а фокусы фрондирующей молодежи. Так и запиши. — Как бы ставя точку, он стукнул о землю увесистой палкой, инкрустированной драгоценными камнями. — Иначе мы станем свидетелями сплошных «убийств чести». Не надо быть пророком, чтобы это предвидеть.

Шаукат знал, о каком «убийстве чести» говорит шейх. Газета «Аль-Камарун» писала о трагедии, разыгравшейся в одной семье.

Молодой муж, поссорившись с женой, явился в кофейню. Там он застал за игрой в шахматы своего шурина. «Сыграем, — обратился к нему шурин, окончив партию, — если не боишься проиграть, конечно!» — «Спасибо! Я уж с твоей сестрой наигрался! Так наигрался, что дальше некуда». — «В шахматы?» — «Какие шахматы! В шахматы вдвоем играют, а тут даже неизвестно, сколько нас…»