Владимир Разумневич - Чапаята

Вася вздохнул тяжело и, оставив уху нетронутой, побрел из-под навеса в полевой вагончик. Быстренько разделся и, недовольный, лег на нижнюю полку.

Вася слышал, как возвратились с ужина ребята и, тихо переговариваясь, стали стелить постели на нарах. Потом голоса смолкли.

Утомленные дневной работой, мальчишки заснули очень скоро, и только Сенька, расположившись над Васей на верхней полке, ворочался с боку на бок, сопел и что-то бормотал себе под нос. Видимо, ему хотелось поговорить с Васей, но он решил, что тот уже спит, и не стал беспокоить. Но вот сопение прекратилось, нары перестали скрипеть. Сенька, должно быть, тоже уснул.

А к Васе сон не приходил. Он лежал с открытыми глазами и думал о планшетке, которую Сенька каждую ночь кладет себе под подушку.

«А что, если проверить, есть ли там письмо…» Мысль эта не давала Васе покоя.

Он осторожно поднялся с постели и запустил руку под Сенькину подушку. Нащупал там планшетку и потянул ее вниз.

На маленьком столике возле окна лежал карманный фонарик. Вася включил свет и стал проверять, что лежит в планшетке. Там лежали цветные карандаши, тетрадка с картой, на которой был обозначен кружочками весь путь, пройденный пионерскими тачанками, и письмо в голубом конверте.

Первым делом Вася прочел обратный адрес. Адрес на конверте выведен фиолетовыми чернилами красиво и ясно. Сеньке при всем старании так не написать, да и фиолетовых чернил у него нет. Никаких сомнений — почерк принадлежит Чапаеву. На конверте видна черная круглая печать. На печати изображена звезда с серпом и молотом, внизу четко написано: «Москва». Не мог же Сенька сам себе из Москвы письмо послать! Он там никогда не был, и родных в столице у Сеньки нет.

«Выходит, не соврал Дед Мороз, — обрадованно подумал Вася. — А я-то ему не верил… Надо переписать адрес и дедушке показать. Теперь никто — ни дедушка, ни Кукарекни из Сормовки, ни другие ребята — не будет надо мной смеяться».

Он переписал на листочек московский адрес Чапаева и спрятал письмо в планшетку. Потом на цыпочках приблизился к Сенькиной постели, сунул планшетку под подушку и со спокойной душой лег спать.

Всю ночь Васе снился Чапаев на тачанке, а еще — белогвардейский офицер, тот самый, который однажды уже являлся к нему во сне и саданул Васе саблей по руке. Прошлый раз Вася растерялся, не смог дать отпор белогвардейцу. Зато теперь тот получил сполна. Вася ударил длинной очередью из пулемета. Офицер вздрогнул, закричал «караул!» и провалился в черную пропасть. А Вася вместе с Чапаевым помчался на тачанке дальше…

Когда Вася проснулся, ребят в полевом вагончике уже не было.

Он распахнул дверь и увидел возле рокочущих комбайнов председателя колхоза. Товарищ Морозов вскинул над головой флажок и громко скомандовал:

— Поехали!

Это был приказ о начале наступления.

По золотым волнам ржи, следуя за комбайном Васиного отца, поплыли с рокотом другие степные корабли. Над каждым из них закружились, замельтешили крохотные обрезки соломы и белесые пушинки. Грузовые автомобили подъезжали к комбайнам, шоферы наполняли кузова янтарным зерном, укрывали его брезентом и сразу же отчаливали обратно.

На проселочных дорогах, по которым еще совсем недавно летали пионерские тачанки, теперь мчались машины. Они везли на элеватор первое зерно нового урожая. Позади машин длинным сизым хвостом тянулась пыль, поднимаясь чуть ли не до самого неба.

Выполняя дедушкино поручение, одна из тачанок носилась около крайних домов села, на том участке, где пшеничное поле подступало к колхозному саду. Пионерские дозорные организовали там настоящее гонение — с трещотками и кнутами — на коз и поросят, которые все норовили залезть в пшеницу.

Другая тачанка стояла у дорожной обочины возле щита с надписью: «Пионерский пост охраны урожая». Там, на перекрестке двух дорог, ведущих в село и на элеватор, пионеры дежурили вместе с дедушкой Анисимом. В руках у одних желтели маленькие флажки. Другие размахивали молотками с длинными рукоятками.

Вот показался грузовик с зерном. Мальчишка выбежал на дорогу, поднял флажок. Грузовик остановился. Ребята с молотками подбежали к нему и стали осторожно, словно врач больного, выстукивать борта — нет ли где трещины, через которую может просочиться зерно. Дедушка Анисим тоже постучал молотком. Потом подошел к шоферу, о чем-то поговорил с ним, и машина поехала дальше. Раз отпустили так быстро, значит, кузов у грузовика в порядке, вполне «здоров».

Зато с шофером другой машины, остановленной пионерами на дороге, дедушка Анисим имел суровый разговор. Ребята заметили, что зерно в кузове ничем не укрыто. Надо было привезти брезент, и пионерская тачанка тут же помчалась в село.

Вася просился, чтобы его поставили в дозор у дороги. Но дедушка дал ему и Сеньке другое задание — следить, как идет работа в поле, не остаются ли после уборки колоски на земле или в копнах соломы, не нужна ли комбайнерам срочная помощь.

В конце каждого рабочего дня Вася отвозил председателю в правление сводку о ходе уборки, о передовиках и отстающих.

Пионерка Тома Бесхатнева отвечала за выпуск двух газет. Одна называлась «Молния», потому что с молниеносной быстротой давала разные срочные сообщения об уборочной. Вторая — «На крючок» — выходила с рисунками, где в смешном виде изображались бездельники и неумехи.

Самой Томе, конечно, было не управиться сразу с двумя газетами. Ей помогали Сенька и Вася, а еще бригадный учетчик с комсомольским значком на груди. Он-то лучше всех знал, кто как трудится и сколько хлеба скашивается. Три раза в день — утром, днем и вечером — Тома брала у него свежие сведения и перепечатывала на машинке. Получалась газета «Молния». Они с Васей вывешивали ее на стенке полевого вагончика, чтобы каждый мог прочесть, как идет уборка урожая.

В полдень пионеры-дозорные приезжали на полевой стан обедать. Дедушка Анисим всегда был с ними. Он внимательно читал «Молнию» и делал для себя какие-то выписки в тетрадь.

— Зачем это ты, дедушка, все пишешь и пишешь? — спросил Вася. — Тебе учительница велела?

— Я же не школьник, — улыбнулся дедушка. — Никто мне не велел. Я сам себе такую команду дал: написать Чапаеву, как наши люди в поле работают. Спасибо тебе, Васятка, за адрес чапаевский. Теперь есть кому письма писать.

— Когда еще это письмо дойдет! Ты, дедушка, лучше телеграмму ему пошли. Она как молния летит!

— Так-то оно так. Но ведь телеграммы посылаются в каких-то особых случаях. А у нас пока все нормально.

— Разве это нормально — одни хорошо работают, а другие кое-как?

— Ты, внучек, верно подметил. Не мешало бы отстающих до передовых подтянуть, потом Чапаеву написать. А что, если мы их телеграммами будем подтягивать? Пропесочим как следует, чтобы трудились — не лепились! Лихо придумал, а?