Леонид Лысенко - «Чёрный эшелон» [Повесть]

Чем продиктован этот неожиданный вызов? Может, дали где-то осечку?..

Вечерело. На письменном столе поблескивала никелированная крышка чернильного прибора, в ней отражалось розовое небо. Порывистый прохладный ветерок то и дело дергал раздвинутые шторы.

Клецке наконец прервал затянувшуюся паузу.

— Вы хорошо знаете Печкура?

— Как вам сказать… — Мейер медленно провел пальцем по своему аккуратному пробору. — Во всяком случае, старик не пользовался у большевиков авторитетом…

— Вы с ним работали?

— Незначительное время.

— Причина?

— Буквально перед войной приехал. Я уже имел честь докладывать «Гештатсполицай» и лично господину Вольфу… — Мейер спокойно, даже равнодушно, как нечто привычное, пересказал заранее разработанную «легенду». — Жил в Ужгороде, трудился инженером в депо Чоп. Когда пришли большевики, хотел эмигрировать в Венгрию, не удалось… Русские мне явно не доверяли, перевели сюда — подальше от западной границы.

Клецке буравил его глазами.

— Почему собрались эмигрировать?

— Странный вопрос, герр майор! Мог ли я примириться… И потом мой отец в Венгрии… Фабрикант…

— Вот как?

— Совладелец пивных заводов.

Клецке иронически покривил губы.

— Вы жили при большевистском режиме, следовательно — вы советский человек.

— Зачем же кощунствовать! — Мейер укоризненно покачал головой. — Я прежде всего немец, и где бы я ни был, останусь немцем, верным фатерлянду…

Клецке удовлетворенно хмыкнул.

— Не надо обижаться, коллега, я пошутил… — Отец жив?

— Писем давно не было.

— Мать?

— Скончалась несколько лет назад…

Они долго молчали.

Клецке прикинул в уме возможность использовать Мейера в своих целях. С его досье он, конечно, раньше ознакомился. Чистокровный ариец. Квалифицированный инженер. Холост. Возраст сорок пять лет. Работал здесь, в депо, энтузиазма не проявлял. Имел даже выговоры. Начальство на него смотрело косо, зная, что отец его заводчик…

Клецке повертел в руке чернильную крышку. Заслать Мейера в партизанский отряд Дубова? Вряд ли там ему поверят… Вот разве использовать Мейера как наушника… Пусть глаз не спускает с Печкура и с других русских. Как-никак все они у него на виду.

Мейер затаил дыхание. «Сейчас эта фашистская скотина предложит мне на них работать. Только бы не сорваться, какую бы пакость ни услышал…» Мейер расстегнул синюю рабочую блузу, помял в пальцах галстук. Для этого Клецке — он сын капиталиста, истинный германец, преданный их бесноватому фюреру. Мейер вспомнил родные, печальные лица жены и белокурой дочки Зиночки за окнами вагона. Они теперь далеко отсюда, среди своих. И если даже он погибнет в борьбе с этими выродками, пришедшими незвано на землю, ставшую ему Родиной, Родина позаботится о его семье…

Клецке наконец нарушил молчание, взяв быка за рога.

— От имени фатерлянда поручаю вам следить за Печкуром.

Мейер поморщился.

— Стоит ли так опасаться этих «неполноценных»?

— Ведь мы, в сущности, уже победили.

Клецке достал из шкафчика коньяк, разлил по рюмкам и поднял свою.

— Рад, что не ошибся в вас. За победу!

«Что ж, за победу, так за победу, — внутренне улыбнулся Мейер. — Только не за вашу, а за нашу».

Выпили. Мейер отправил в рот кусочек сыра. Клецке разбил о стол вареное яйцо. Очищая кожуру, пододвинул солонку и как бы между прочим спросил: — А как вы охарактеризуете секретаря-машинистку Печкур?

Мейер быстро глянул на него.

— Шапочно знаком…

— Она коммунистка?

— К сожалению, не знаю.

— А что скажете о Гоштове?

— Вы имеете в виду начальника полиции?

Клецке кивнул.

Мейер стряхнул с блузы крошки.

— Можно говорить открыто?

— Что за вопрос, мы же немцы.

— Сомневаюсь в его искренней преданности новому порядку. Малодушен, тщеславен, не чист на руку и самое главное — отъявленный трус. Сейчас он мечется, как таракан, попавший внезапно в полосу света. Не дай бог, я говорю, не дай бог, но в случае временных перемен в ходе войны он может в любой момент переметнуться к партизанам… Не успеет, как говорится в священном писании, пропеть третий петух, и он вас… то есть нас, герр майор, продаст с потрохами. — Мейер многозначительно поднял указательный палец. — Это, если хотите знать, Иуда Искариот…

— Возможно, вы и правы. Во всяком случае, как говорится у игроков, блефовать он умеет. Я это уже заметил. Ну, и последний вопрос…

— Пожалуйста. — Мейер встал и взял шляпу. Клецке вышел из-за стола, прошелся по кабинету, поскрипывая хромовыми сапогами, приблизился вплотную к Мейеру:

— Если я пошлю вас в лес с заданием помочь мне взять банду Дубова, что вы на это скажете?

Мейер вздернул подбородок.

— Посылайте, герр майор!

— Я знал, что вы так скажете. — Клецке доверительно положил на его плечо свою длинную ладонь, покрытую веснушками и рыжим пухом. — Но вы здесь мне нужнее, коллега, с Дубовым я сам рассчитаюсь. — Клецке потер лоб, что-то припоминая. — Надеюсь, разговор останется между нами.

— О, на этот счет можете быть спокойны.

— Не обижайтесь, вы же понимаете, какая у нас с вами тяжелая служба. Зато в случае удачи, герр Мейер…

Клецке взял бутылку. — Вам налить?

— Благодарю. Мне на смену.

Клецке опрокинул свою рюмку.

— Так присматривайте за Печкуром… И вообще, за всеми ними.

— Понял вас, — Мейер раскланялся и вышел.

Звезды озаряли макушки тополей около мастерских, пути, в разных направлениях рассекающие двор. В воротах маячил гитлеровец с автоматом на груди. Во дворе под колонкой пузатый немецкий паровоз 52-й серии набирал воду. Вода с шумом падала из жерла водокачки в тендер, разлетающиеся по сторонам брызги сверкали, как алмазы. На крыльцо конторы вышли Гоштов и Крынкин. Они посовещались. Гоштов ушел на станцию. Крынкин подошел к паровозу, открыв на тендере краник, напился, и, утирая рукавом мокрые губы, направился к воротам.

Немец проверил пропуск, ощупал Крынкина и бесцеремонно вытолкнул за ворота. Подобную же процедуру гитлеровец проделал и с Полищуком, тут же появившимся из-за водокачки. Под темным сводом деревьев Крынкин явно чувствовал себя неуютно. Он вздрогнул и чуть не завопил, когда Полищук обхватил его за талию.

— Ты куда ж запропал? Я думал пригласить тебя в забегаловку после смены караула.

— Вызвали вот…

— Кто вызвал?

— Клецке.

— Зачем?

— Военная тайна.

— Не скажешь?

— Голову пригрозил снять, если разболтаю.

— Он и так тебе голову снимет.

— За что?! — Крынкин остановился.

— Это ты у него спроси, — хмыкнул Полищук. — Ну пойдем, пойдем.

Зашли в забегаловку. На столе появилась мутная бутыль самогона, сало, хлеб, лук и стаканы.

Крынкин пожевал мясистыми губами.