Владимир Мирнев - Дом на Северной

Часто ночью на даче он просыпался и вдруг ощутимо различал в глухой дачной, позванивающей кузнечиками тишине тонкий, еле уловимый звон, ведущийся на самой высокой, самой тоненькой и хрупкой ноте, так что этот звон тоскливый и печальный, тонкий, жалобный, отчетливо звучал в тишине и исходил будто из него, Сергея. Он садился в постели и слушал, улавливая, как в груди замедленно билось, замирая, сердце, заглушая этот тоненький, готовый в любую минуту оборваться, звон. Что это за звон? Откуда исходил? Будто из груди. Сергей прислушивался: звук, казалось, повисал в воздухе над ним. «Все в нашей жизни, как этот вот звон, — подумал Сергей, — готовый оборваться в любую секунду… Готовый оборваться, исчезнуть. Беречь надо…» И долго Сергей лежал с открытыми глазами, перебирая в памяти все, что хотя бы чуточку указывало на причину того, что Зина не отвечала на письма, и не находил… Мысленно прослеживал заново все встречи с ней, начиная с детства и кончая последним днем… Все напрасно. Как-то раз Сергею пришло в голову: Зина мстит ему. Вот что! Мстит за то молчание — в армии он не отвечал на ее письма. Наконец-то была найдена убедительная причина, и спокойно можно подождать, и эта глупая причина — месть — пройдет сама по себе. Он приободрился, втайне даже торжествуя: пусть подождет, а он теперь знает причину и так же спокойно и тоже по-своему мстительно будет ждать. Он ей ответит этим же, а она не знает. Но он-то знает…

Пока Мирошин жил этим тайным мстительным чувством, все было хорошо. Пролетел месяц, второй, проходил третий… Он снова забеспокоился, уже не до конца веря выдуманной им же причине, но все-таки цеплялся за нее и старался много работать, уклоняясь от командировок.

В конце августа после сдачи очередного номера, вечером, Сергей, не торопясь, как обычно, брел пешком домой. Было пыльно и жарко, и он собирался, придя домой, принять душ, потом засесть за очерк по материалу, который у него был заготовлен давно, и уехать на дачу. Прямо против магазина «Березка», на улице Горького, Сергей увидел женщину и растерялся. Женщина стояла около витрины, разглядывая украшения на манекенах. Зина… Подошел поближе. Это была не Зина. Он долго наблюдал за женщиной, чувствуя, как в нем страшно колотится сердце. Мимо спешили люди, машины. Все стремилось к своей цели… Ему некуда было спешить, его никто не ждал.

«Нет, надо лететь», — подумал Сергей, сел в метро, направляясь на Главный почтамт, ощущая в самом себе горькую жалость к своему одиночеству, к тому, что вот он, Сергей, один в Москве, один на целой земле…

Он взял письмо, которое ему протянула девушка, и, торопливо, на ходу разрывая конверт, заспешил к выходу.

«Товарищ Мирошин С., Зина просила известить вас, что ей очень плохо. Я выполнил ее последнюю волю. Ее супруг К. Зверев. P. S. Больше Зиночка ничего не просила передать».

— «P. S. …ничего не просила…» — повторил Сергей вслух, завороженно глядя в письмо. — «P. S. ничего не просила». Она не просила. Как же она не просила. Чего это она не просила? То есть как это не просила? Почему?

Сергей заспешил по тротуару все быстрее и быстрее, через минуту-другую уже бежал. Но вдруг свернул на мостовую и поднял руку. Такси остановилось.

— На Погодинку! — отрывисто сказал. — Быстро!

Мысли его лихорадочно перескакивали с одного на другое. Он не мог сразу подумать о чем-то определенном. Сергей еще не собирался в Омск, но уже поехал домой за портфелем и деньгами, а оттуда снова на работу, зная, что главный еще там, нужно попросить командировку и, если редактор не разрешит, все равно уехать.

— Отпустите в командировку, — сказал Мирошин, влетая в кабинет к редактору, когда тот занимался гимнастикой.

— В Омск? — спросил главный и положил гантели в шкаф.

— В Омск.

Главный подумал секунду-другую, сверляще и неприятно глядя Сергею в глаза, и решительно нажал кнопку звонка. Вошла молоденькая секретарша.

— Командировку не выписывайте, — сказал резко он, а хотел сказать наоборот, но слово было сказано, и он под него стал подстраиваться. — Полетите за свой счет. Материал по симпозиуму… не ахти. Вы самый толковый. Я надеялся… Что с вами творится, Мирошин? Отпуск за свой счет. Вот так, — решительно заключил он.

— Да. Спасибо, — ответил Мирошин и, не попрощавшись, вышел.

Самолет улетал утром, и Сергею пришлось всю ночь просидеть на аэровокзале. Овладевшее им в самом начале торопливое, словно лихорадка, чувство сменилось тупой усталостью. Он сто раз перечитывал письмо, откладывал, заново перечитывал, а когда сел в самолет, опять решил перечитать, но вытащил, махнул рукой и сунул обратно в карман, уставясь в иллюминатор, и так просидел до конца пути.

Когда самолет, завывая и содрогаясь, заходил на посадку, Сергей увидел на шоссе, ведущем к аэродрому, «Волгу», и в груди у него что-то ворохнулось, кольнув, — как и в тот раз, «Волга» стремилась к аэродрому, но ведь ее-то, Зины, нет.

С превеликим трудом он нашел такси и поехал на Северную.

— Это вам на какую ж Северную? — переспросил таксист, молодой усатый парень.

— На какую? — спросил Мирошин, глядя по сторонам, с тихим удивлением обнаруживая в себе спокойствие, ощущая в груди неожиданно новое чувство облегченности, которое появляется, когда знаешь: что-то случилось, произошло, и это происшедшее независимо от тебя, и что это — независящее от тебя — внесло определенность, ясность в какие-то отношения, в порядок вещей, чувств… Но наряду с этим в нем теплилась надежда: его хотели обмануть, письмо — хитрость, уловка.. Возможно, сама Зина сделала…

На Северной Мирошин отпустил такси. Еще было рано. Стылый воздух покоился над землей, насытившись за ночь запахами зелени, земли, домов. Мирошин заторопился по Северной, прошел всю улицу, а нужного дома не нашел. Вернулся. То же самое. Дома ее не было. И вообще вся улица была незнакомая.

— Это Северная улица? — спросил у прохожего.

— Северная. А вам только какая нужна? — спросил в свою очередь прохожий.

— Да Северная!

— Да какая Северная? Их, дорогой человек, в нашем городе больше дюжины. Так прямо иди, они все и будут — первая, вторая, третья…

Сергей молча направился прямо по улице — все время вдоль высокого дощатого забора. Два часа шел, ни у кого не спрашивая, проходил переулки, какие-то тупики, трамвайные пути, и странно: ему все больше и больше хотелось идти и идти… Лучше бы идти вот так бесконечно, только бы знать, что она ждет. Заборы высокие и низенькие, выкрашенные в зеленую краску и коричневую, тянутся вдоль улицы. Заборы, за которыми люди устроили себе жизнь.

Мирошин остановился, у него мельтешило от заборов в глазах, какое-то время казалось, что заборы шевелятся…

Но когда выбрел в переулок, где поджидал раньше Зину, сразу узнал и эту Северную улицу и дом.