Тамаз Чиладзе - Дворец Посейдона. Сборник

Беко стоит в телефонной будке автостанции, карманы его набиты двухкопеечными монетами, он звонит Зине. Вот уже полчаса, как звонит.

— Слушаю! Слушаю! — кричит доведенная до исступления женщина. Не брать трубку она не может. Нико часто звонит, спрашивает, как Датуна.

Датуна спит на балконе, еле заснул. Зина рассказывала ему о летающих тарелках.

— А могут они взаправду прилететь?

— Конечно, могут.

— А правда, что марсиане голубого цвета?

— Кто тебе сказал?

— Беко.

Телефон звонит.

— Ох, Беко, Беко!

Она уже дошла до того, что с удовольствием убила бы этого оболтуса, этого нахала, этого дурака!

А Беко стоит в телефонной будке, обливаясь потом, и думает: «Пойду, попрошу Нателу, пусть сходит к Зине и скажет, что я ее люблю, больше ничего. Натела — хорошая, если она пойдет, все уладится». Беко больше ничего и не нужно, только бы Зина знала, что он ее любит. О большем он и мечтать не смеет. Впрочем, разве это не много? Какое счастье — представить себе ту минуту, когда Зина узнает о его любви. Удивится, наверно.

Пусть удивляется!

Беко опускает монету в щель автомата. Четырехзначный номер звучит для него, как имя женщины: З-и-н-а! Безграничное пространство заключено в этом имени, и покрыто это пространство нетронутым снегом. Он даже видит, как снег отдает голубизной, нет на нем ни единой черной точки. Стоять и смотреть на этот снег, большего он не требует. Любовь его никому не нужна, и в первую очередь ей, этой женщине… которая… которая… Беко проглотил слюну… которая рабыня! Это новость, раньше Беко никогда так не думал.

— Почему она рабыня?

Может, потому что покинута, но не подает виду, а весь город только об этом и говорит? Всему городу рта не заткнешь! Если б можно было, если б можно было заставить всех замолчать! Все говорят: чего она сидит? чего не уезжает отсюда? Они добьются, что она уедет в один прекрасный день. Нет, только бы не уехала, только бы…

— Слушаю! — говорит Зина. — Я вас слушаю!

Лили с Ираклием укрылись в тени бетонного волнореза. На берегу никого, очень жарко. Голова Ираклия лежит на коленях Лили.

— Допустим, у нас будет ребенок, — голос у Лили дрогнул, — я говорю — допустим.

— Ладно, допустим.

— Допустим, родился лилипут.

— Прекрасно, завернем его в афишу и отнесем в цирк.

— Вдвоем?

— Что вдвоем?

— Вдвоем отнесем?

— А что, может, и нас примут как родителей. Знаешь, как здорово в цирке. Во-первых, прохладно, во-вторых, паясничаешь, а за это деньги платят. Или отнесем его в «родник надежды», сядем у ворот…

— Вдвоем?

— Придет какой-нибудь добрый импотент или бесплодная дамочка, заберут нашего лилипутика, будут его кормить, одевать, иностранным языкам учить, на музыку водить, машину ему купят…

— А мы?

— У нас еще лилипут родится, четыре лилипута.

— Интересно, что сейчас делает мама?

— Неужели ты сегодня не звонила?

— Не смейся.

— Твоя мамочка сидит на коленях у твоего нового папочки и играет с ним в лото.

— А твоя мама что делает?

— Моя?

Ираклий вдруг вскочил и побежал к воде. Потом они, лежа на спине и раскинув руки, голова к голове, покачивались на воде.

— Интересная женщина Зина, верно? — сказала Лили.

— Что надо!

— Тебе она тоже нравится?

— Очень.

— Всем Зина нравится, потому что замужняя.

— Наверно…

— Весь город в нее влюблен. Даже Спиноза.

— Спиноза — сила!

…В летнем кинотеатре стояли такие же скамейки, как в парке: длинные, выкрашенные в зеленый цвет. В переднем ряду, возле Беко, сидел фотограф Амберки. Сидевшие сзади несколько раз крикнули Беко и Амберки, чтобы они убрали головы, но до начала кино было еще далеко, и кому они мешали — непонятно.

В этот вечер музыканты, разумеется, во главе с директором ресторана Духу, были приглашены к Нико. Дато исполнилось шесть лет, и Нико устраивал званый ужин. Беко еще не решил, идти ему или нет. Сердце тянуло, а ноги не несли.

В последнем ряду расположилась семья директора музыкального училища. Трех дочерей, готовых к вступительным экзаменам, родители усадили между собой.

Неожиданно появился инструктор отдела народного образования, тощий, длинный, как жердь, молодой человек. По залу пробежал гул:

— Лекция будет, лекция…

Кое-кто попытался смыться, но никого уже пс выпускали.

Перед началом сеанса в кинотеатре иногда проводились лекции.

Прибывших из Тбилиси лекторов всегда сопровождал вышеназванный молодой человек. Он представлял гостя публике, потом садился и терпеливо ждал конца лекции, чтобы угостить лектора ужином и проводить на ночлег. Сегодня ему повезло — можно будет явиться с гостем прямо к Нико. Лектор небось вообразит, что такой роскошный прием устроили в его честь!

Инструктор поднялся на помост перед экраном, достал из кармана темные очки, протер носовым платком стекла, снова сунул очки в карман, кашлянул и неожиданно тонким голосом объявил: такой-то товарищ, член такого-то общества, заслуженный лектор проведет беседу о состоянии современной физики.

Лектор выступал обстоятельно, хотя лицо его все время улыбалось. Послушать его — так самые сложные проблемы современной физики, над которыми ученые ломали головы, оказывались проще простого. Наверно оттого, что он старался говорить очень понятно и доходчиво. Закончив лекцию, он вытер лоб платком и спросил:

— Вопросы есть?

Инструктор поднялся со своего места и оглядел зал.

Публика колебалась: если задать вопрос, лектор подумает, что не вполне толково разъяснил положение современной физики, и, чего доброго, обидится.

Фотограф Амберки поднял руку:

— Можно мне?

— Давайте, давайте! — ободрил его лектор.

— Существует ли платоническая любовь? — спросил Амберки.

— Эго не относится к теме сегодняшней лекции, — поторопился вмешаться инструктор.

— Отчего же, я могу ответить, — сказал лектор, похлопывая себя по правому карману пиджака, видимо, в поисках папирос. Карман оказался пуст, и на лице лектора отразилось явное недоумение. Некоторое время он бессмысленно глядел в одну точку, потом щелкнул в воздухе пальцами, вспомнил, значит, где оставил папиросы, и опять заулыбался.

— Вопрос платонической любви — вопрос крайне серьезный, — начал он. — Вот вы, — лектор протянул руку в сторону Амберки.

Амберки улыбнулся, довольный обходительностью лектора.

— Так вот, уважаемый, позвольте спросить, есть ли у вас жена?

— А как же! — удивился Амберки. — Конечно, есть!

— В том-то все и дело…

— То есть в чем дело?!

— Садитесь, садитесь, я не хотел вас обидеть…

Лектор, по-видимому, забыл, что собирался сказать, помолчал и потом бодро продолжил:

— Многие не верят в платоническую любовь!

— Я верю! — крикнула с места старшая дочь директора музыкального училища и покраснела. «В институт не попала, а теперь и замуж не выйдет! Нам только платонической любви не хватает!» — подумал отец и, наклонясь к жене, прошептал: