Вячеслав Марченко - Место встречи

Веригин начал названивать в башню и тотчас напал на Медовикова.

— Такие-то дела, Василий Васильевич, — не то чтобы заискивая, но и не совсем твердо сказал Веригин. — Поспрошай-ка там у ребят, не найдется ли у кого взаймы.

— А много ли надо? — равнодушно и как-то весьма обыденно, словно они одалживались каждодневно, спросил Медовиков.

— Проси три, — шепнул Першин, слышавший их разговор.

— Три, — вслед за Першиным обреченно повторил Веригин, невольно думая, что сумма эта весьма и весьма значительная, если учесть месячное содержание того же Медовикова, не говоря уже о матросах, и зря он ввязался в эту сомнительную операцию, потому что в его отношениях с Медовиковым теперь может появиться панибратство, и та разумная дистанция, на которой они держались до сих пор, как бы сама собой исчезнет, но деваться было некуда. Варька-то стараниями того же Першина находилась под теплым крылышком Алевтины Павловны, а это тоже что-нибудь да значило.

— Добро, — подумав и, видимо, подсчитав что-то в уме, промолвил Медовиков. — Через десять минут буду.

Першин облегченно вздохнул.

— Ты гений, Веригин. — Он даже забыл про свое излюбленное «э-э…». — На кой черт ты пошел на флот. Твое место в государственном банке на самой вершине иерархической лестницы. Там и только там ты способен творить чудеса.

— Слушай, оставь свои чудеса до другого раза, а мне, ей-богу, тошно. Если тебя интересует, то я впервые занимаю у подчиненного. По сути дела, вступил с ним в отношения, противные службе.

— Ай-яй-яй. — Першин деланно-горестно покачал головой. — Какие мы славные и примерные. Так вот тебе откровенность за откровенность. Устав — это именно тот свод воинских добродетелей, которые мы только и делаем, что нарушаем. Человеки мы, Веригин, и чем ближе к совершенству, тем больше грешим. Людям несовершенным трудно грешить: они и рождены в грехе, и живут в грехе. Так что для них и грех уже не грех, а нечто вроде развлечения. А совершенству иную пищу подавай, как, скажем, нектар богам. Совершенство, Веригин, тяжкая ноша для человека.

— Ты поделись этими мыслями с адмиралом. Он быстрее тебя поймет.

— К сожалению, ему трудно до нашего брата снизойти. Время мелких страстишек, а следовательно, и мелких грешков для него миновало. Крупные люди и грешат по-крупному. Так что у нас все впереди.

Постучали в дверь, резко, по-хозяйски, уверенные, что их ждут, и следом вошел Медовиков; увидев офицера из окружения адмирала, даже бровью не повел, ловко вскинул к козырьку руку.

— По вашему приказанию…

— Отставить, Медовиков… Принесли?

— Так точно. Сколько просили.

Першин просиял, и Медовиков понял, для кого старался Веригин, но деньги все-таки передал своему командиру, усмехаясь, спросил:

— Можно идти?

— Вполне.

Медовиков ушел так же проворно и лихо, как и появился, и Першин, не глядя, сунул деньги в боковой карман, облегченно, словно бы с завистью, вздохнул.

— Все-таки недурственно иногда иметь подчиненных.

— Просись на строевую службу.

— Уволь. Подчиненные — это неволя, а я безумно обожаю эту самую свободу. Наш классик весьма правильно по этому поводу заметил:

— Ты неплохо читаешь, — скупо похвалил Веригин — Першин на самом деле читал хорошо, — но похвалил-то он только потому, что неожиданно почувствовал раздражение: опять поступил не лучшим образом, словно бы нечестно, и уже само присутствие Першина в каюте стало ему противным.

— Моя восторженная мамочка жаждала меня видеть на сцене и в школьные годы вынудила меня брать уроки декламации. Это звучит немножко торжественно: де-кла-ма-ция. Увы, не получилось.

— Не горюй, — Веригин понял, что сдерживать далее себя невмоготу, и холодно так, расчетливо сказал: — Со временем из тебя кое-чего получится.

— Могу обидеться.

— Беру свои слова обратно.

— Принимаю к сведению. Честь имею. — И Першин, сухо щелкнув каблуками, вышел и хлопнул дверью.

А потом наконец ввалился Самогорнов, сбросил с себя фуражку, китель, стянул тельняшку, долго, отфыркиваясь, полоскался под краном и также долго растирался полотенцем.

— Где тебя черти носили?

— Там же, где и тебя. В башне. Снарядную подачу регулировал. На носу калибровые стрельбы.

— Я-то, положим, на почту ходил, — лениво сказал Веригин.

— Правильно. Назвался груздем — полезай в кузов. А чего это от нас Першин вылетел как ошпаренный? Ты особенно-то на него не налетай и уму-разуму не учи. Он сам знает, в какую дверь войти и в какую выйти.

— За деньгами приходил, а потом маленечко поцапались.

— Скажите-ка… У Веригина деньги объявились. Веригин под проценты ссужает.

— Нет у меня никаких денег. Матери пошлешь, сестрам, а тут еще Варька приехала. Перехватил у Медовикова.

— Как это — у Медовикова? — поинтересовался Самогорнов, влезая в чистую тельняшку и от удовольствия шевеля лопатками.

— Это что — допрос?

— Нет. Товарищеское любопытство. И потом: я все-таки старший в носовой группе.

— Занял для него у Медовикова.

— Шляпа же ты, братец.

— Это почему?

— Сейчас объясню. — Самогорнов не спеша причесался, надел выходной китель, но, заметив, что пуговицы поблекли, снова снял, достал чистоль, досочку для чистки, бархотку, потеснив Веригина, сел к столу. Веригин ждал. — Заруби себе на носу: никогда не занимай ни у начальства, ни у подчиненных. Начальство подумает, что ты развратник и пьяница, раз не имеешь карманных денег. А что подумает начальство — берегись, это почти готовая аттестация. Подчиненные сочтут тебя крохобором, и тогда прости-прощай твой драгоценный авторитет. Уяснил?

— Хотел порадеть…

— Похвально, но научись радеть за свой счет, а не за счет ближнего. Тем более что ближний — он еще и подчиненный.

— Нехорошо-то как. — Веригин почувствовал, что лицу стало жарко, а ворот у кителя оказался туговат. Он расстегнул крючки. — Ума не приложу, что теперь делать.

— Пора бы и знать, что делать. Сколько? — спросил Самогорнов.

— Что — сколько?

— Сколько занял? — повысил голос Самогорнов, сердясь на непонятливость Веригина.

— Порядочно. Три сотенных.

— Открой мой ящик, там, под документами, найдешь деньги. Положишь в получку, потому как милостыню не подаю. Милостыня оскорбляет — не обижает, а оскорбляет человека. И тотчас же разыщи Медовикова. Придумай, что сказать, ну, для примера, держал пари, что у тебя старшина огневой команды парень хоть куда, если попросишь, в лепешку разобьется. Словом, сам сочиняй, но извиниться перед Медовиковым в любом случае не забудь. Шевели, братец, мозгами, это пользительно.

— Чего там сочинять, скажу все, как было.

— Дело хозяйское, но и Медовикова при этом не обижай. Тебе с ним служить еще, как медному котелку. Мужик он многотрудный, умный, впрочем, не столько умный, сколько хитрый. Смотри — вмиг обротает, и станешь ты, братец, английской королевой, будешь читать тронные речи. Он даже шлейф за тобой станет носить, но и править будет он. А ведь для нас башня — первый университет. Постигнешь азы — поймешь всю науку, не постигнешь — будешь потом пребывать не в должности, а при должности. Смекай и Медовикова попусту не дергай. Обидишь его — считай, что себя обидел.