Зигмунд Скуиньш - Внуки Колумба

— Что вы сказали? — переспросил Сприцис с поклоном.

Он изысканно вежлив, ни дать ни взять учитель танцев. Ни единым жестом не выдал, что знаком с Липстом.

— Продаю ли я? Совершенно случайно и неожиданно. Хотел пойти с бабусей, но у нее вдруг оказались неотложные дела.

Липст не в состоянии вымолвить ни слова.

— Нам нужны два, — сказала Юдите.

— Извольте! Отдам вам свой билет. Без бабушки я никуда, ни ногой.

— Да что вы́ говорите! — Липст сделал особое ударение на «вы». — Сколько же вам заплатить?

— Разумеется, сколько на билете написано.

Липст еще раз окинул Сприциса недоверчивым взглядом, затем вручил деньги и забрал билеты.

— Благодарю, — сказал он, — вы очень любезны.

— Свойство характера, — поклонился Сприцис. — Тут уж ничего не попишешь. Всего наилучшего!

Юдите в радостном возбуждении смотрела на часы.

— Пойдем, Липст, — торопила она. — Сейчас начнется.

Липста торопить излишне. Сквозь пальто он чувствует ухмылку Сприциса. Она жжет ему спину.

После кино Липст провожал Юдите домой. Крупными белыми хлопьями падал снег. Липст и Юдите шли, не выискивая дороги покороче, тихими, уже уснувшими переулками, время от времени перебрасываясь ничего не значащими фразами. Разговор постепенно затухал — ни один из них не испытывал особой потребности в словах. Было и без них хорошо. Липст ни о чем не думал, отдавшись равномерному ритму ходьбы: он был счастлив. Белые хлопья тихо, казалось, затая от счастья дыхание, спускались с неба. Липст слушал, как в тишине тротуар монотонно отвечал на шаги: клик-клак, клик-клак. Стук шагов его и Юдите сливался в единый неделимый звук.

Потом они стояли у дома Юдите.

— Когда я тебя увижу? — спросил Липст.

— Позвони. Номер ты знаешь.

— Хорошо, я буду звонить.

На свою распоротую перчатку Юдите надела неуклюжую варежку Липста — Липст хотел на прощанье пожать руку Юдите, но она не снимала варежку. Там тоже отыскалась торчащая нитка.

— Когда ты позвонишь, Липст?

— Завтра.

— Во сколько?

— Как обычно.

— Хорошо. До свидания.

Липст взял руку Юдите. Большая варежка шлепнулась на землю. Липст смотрит мимо Юдите. Он не уходит. Он не может уйти.

— Ну, мне пора.

Юдите вздыхает. Она подымает упавшую варежку и подает Липсту. И снова Липст чувствует — глаза Юдите медленно приближаются к нему.

— Ты не сердишься на меня, Липст?

— Нет, Юдите. За что?

Он дрожит, как дерево под напором ветра. Необоримая сила толкает вперед, но он словно врос в землю. И тогда налетает последний порыв, и уже ничто не держит его. Коротким движением Липст обнимает Юдите. Его стиснутые губы неловко ищут губы Юдите. Его уже ничто не держит.

— Эй, Липст! Липст! Оглох, что ли?

Чей-то голос нетерпеливо зовет его. Липст не может прийти в себя. Взгляд все еще никак не оторвется от двери, за которой только что исчезла Юдите. Кто-то зовет его?

Липст обернулся. Сприцис!

— Гордый стал? Не хочешь узнавать старых друзей? Легче встретить президента Турции, чем тебя.

Липст, пробормотав что-то невнятное, подал Сприцису руку.

«Чудно, — подумалось ему. — Сприцис разговаривает со мной обычным тоном и смотрит вполне обычно. Неужели он ничего не видит? Если бы у меня был выпачкан в масле нос, он наверняка заметил бы. А сейчас я больше уже не я — неужели это не бросается в глаза?»

— Ну, как твои дела?.. Что поделываешь? С того последнего кутежа мы сто лет не видались. Бр-р-р! Холод собачий… — Сприцис выразительно фыркнул.

Липст рассмеялся. Это отнюдь не искусственный смех, хоть он вроде бы и неуместен. Ему просто охота смеяться, оттого что он счастлив. Трудно скрыть это. Сейчас Липст с удовольствием запел бы или вытворял другие глупости, бегал наперегонки с трамваем, например.

— Знаешь что, Сприцис? Ты порядочная сволочь, и тебя надо сунуть в мешок и лупить о стенку. Но сегодня с билетами на «Жюльетту» ты меня здорово выручил.

Теперь, кажется, самый момент Сприцису поинтересоваться Юдите, однако он не обратил ни малейшего внимания на слова Липста.

— Я сейчас пошел в гору, — у Сприциса всегда свое на уме. — Бизнес налажен по всем линиям.

— Твоя игра в рублишки получила такой успех?

— Какие там, малыш, рублишки! Про игру я давно забыл. Я теперь орудую на ипподроме. Через месяц открытый счет в банке, и я, как Рокфеллер, буду расплачиваться только чеками.

Липста разбирает смех. Не будь он в таком настроении, он сказал бы сейчас Сприцису пару теплых слов.

— А ты все еще на заводе?

— Все там же.

— Ну-ка, выйди на свет, хочу рассмотреть тебя получше, — Сприцис взял Липста за локоть и принялся разглядывать со всех сторон. — Ну как, идет впрок трудовой энтузиазм? Толще ты вроде бы не стал. Что за книжка у тебя в кармане? Не Ремарк ли?

Липст присвистнул. Про книгу он совсем забыл. Он собирался еще утром отдать ее Угису.

— «Письма французских коммунистов, приговоренных к смерти».

— Ога!

— Да, — сказал Липст. — Всамделишные письма, написанные людьми в ожидании казни.

Сприцис поморщился.

— Чепуха все это, салатик. Не принимай близко к сердцу. Покажи мне хоть одного человека, который не был бы приговорен к смерти? Мы тут мыкаемся почем зря, но все это убиение скуки в ожидании свершения приговора.

— Высший класс философии похмелья!

— Конечно, в детских садах учат иному.

— По-твоему, мы все — это ничто?

— Нет, мы картошка. А у картошки, дорогой мой, не спрашивают, желает она вариться или не желает. И как вариться, с солью или без соли.

— Знаешь что, Сприцис? А ведь и правда у тебя в башке вареная картошка. Или, в лучшем случае, крахмал…

Сприцис прищурил один глаз.

— Тогда, может, поговорим о той даме…

Наконец! Щеки Липста обдало жаром, однако он прикинулся, будто не понимает, о ком речь.

— О какой даме?

— Да о той, с волосами коньячного цвета.

— Ах, вот оно что! А о чем тут, собственно, разговаривать?

Сприцис втянул щеки и причмокнул так, будто хотел высосать из десен редкие зубы.

— Ты, салатик, слушай меня, я старый спец по женской части. Берегись этих… жриц нейлона. Беги от них без оглядки!

— Почему?

— Не по твоему карману. И я ее немножко знаю.

Дальше Липст слушать не стал.

— Спасибо за совет. Ты можешь быть грубияном, но не хамом!

— Я облегчил душу и исполнил долг христианина. Дальше действуй по своему усмотрению. Сыворотка против любовного бешенства еще не придумана.

— Из тебя сегодня можно уксус выжимать.

— Ладно, не будем спорить. Замерз я, как черт. Пойдем-ка, отогреем чем-нибудь душу.

— Нет, Сприцис. Сегодня не пойдем.

— Ну, пошли, пошли!

— Нет, не пойдем.

— Один молочный коктейль в «Луне». Прошу! Один только…

Липст посмотрел на Сприциса — красноречивее любых просьб был его вид. Сприцис посинел, как тетрадная обложка.