Василий Лебедев - Высокое поле

— А! Пашка! Пришел? Хорошо! Это, шеф, мой ученик будет!

— Интересно! А кто его брал?

— Я.

— Гм! Интересно…

— Тебе, может, и интересно, а мне не очень интересно одному крутиться, без помощника. Сколько времени обещал ученика? То-то! А вот теперь я сам нашел!

— Штаты не ты набираешь, а директор с моего на то согласия.

— А с чьего согласия я за двоих ломаю, а получаю, как все? А? Чего отворачиваешься? Так что не доводи до греха. Давай помощнику куртку, а не то у меня разговор короткий — знаешь меня: нож в газету и — прощай! Меня вон давно в «Асторию» зовут, там-то уж умеют ценить мастеров, там и условия…

— Ну, понес свою песню! — заулыбался шеф невесело. — Погоди, пока директор придет. Парню надо медосмотр пройти и прочее… Сегодня как раз приемный день, а потом…

— Я тебе что толкую: дай парню куртку без разговоров, я его с производством познакомлю! — настаивал Евсеич. — Должен же человек посмотреть, где он будет работать?

Шеф махнул рукой:

— Ну, пойдем, как тебя?..

— Пашка.

— Пойдем, Пашка, дам тебе чью-нибудь куртку из той смены. Да, ну и мужик шебутной! Все-то он орет, все ему не так… Правда, мастер — уж этого не отымешь… Родственник, что ли?

— Чего?

— Родственник, говорю, ему или как?

— Нет. Так… — ответил Пашка.

— Гм! Уж и хитрить умеешь — так… Так ничего не бывает!

В крохотной душной раздевалке шеф-повар дал Пашке куртку, передник и колпак. Пашка сразу надел куртку, но с передником медлил: уж слишком он походил на бабскую юбку! Колпак же он решил не надевать совсем. «Да это же дурацкий колпак! — с ужасом думал он. — Все повара в кинокомедиях бегают точно в таких колпаках, а весь зал хохочет. А вдруг кто узнает, что и я…»

Шефа позвали, и он убежал, а Пашка остался стоять в раздевалке. Он уже был расстроен: повар! Только и не хватало… Если бы его догадались сначала покормить — он давно бы смылся отсюда и никогда больше не пришел. Он считал, что лучше прокантоваться несколько месяцев до получения паспорта, а там и на завод.

— Ну, готов? — Евсеич влетел в раздевалку. — Давай, давай пошевеливайся, а то у меня тесто подойдет скоро!

Он схватил Пашку за руку и потащил по цехам — знакомить с производством.

— Вот смотри — корневой цех. Важный цех, но это не работа! — Евсеич с порога махнул рукой и поспешил дальше, увлекая Пашку. Тот успел лишь окинуть взглядом полутемное помещение, где на мокром каменном полу была насыпана в угол картошка, свекла и еще что-то. В большом котле белела залитая водой чищеная картошка. У стола, заваленного грудами зелени, стояла пожилая женщина и чистила зеленый лук. Рядом с зеленью алела горка промытой вычищенной моркови.

— Экскурсия? — спросила она вслед, но Евсеич не слышал, он уже распахивал следующую дверь.

— Мясной! — заорал он прямо в лицо Пашке, перекрывая шум электрической мясорубки.

Тут было интересней. Пашка во все глаза смотрел на огромные куски сырого мяса, торчавшие из большой каменной ванны. Особенно большая часть лежала на оцинкованном столе, а над ней высокий тощий мужик быстро и точно, как парикмахер, махал длинным ножом. Прямо на глазах обнажались дуги красно-белых ребер, а мясо толстым одеялом, морщась и оседая, ложилось на стол. На краю стола лежали небольшие куски, но толстые и красивые. На другом столе кучей лежали необработанные куры. В другой ванне были свалены в воду какие-то серые плиты, и Пашка не сразу понял, что это оттаивала прессованная рыба-филе.

— Алексей! — крикнул Евсеич. — Пленку-то с вырезки не забудь снять, а то опять свернет бифштексы, как поросячье ухо, или, как вчера… А ты не отмахивайся, не отмахивайся, я не таких учил! Вон сек испохабил, разве так его отделяют от огузка?

Евсеич подержал на ладони толстый кусок мяса и сердито бросил его опять на стол.

— Пойдем, Пашка! Работает, как в мясной лавке, а не в ресторане, да еще и слова не скажи.

Пашка начинал понимать, что учить поваров было привычкой Евсеича, только не ясно одно: почему кондитер, а учит повара, но об этом он решил спросить в другой раз.

— А вот горячий! Тут, брат, на этой плите, все замыкается. Почти все. Дальше продукция уже в готовом виде идет в зал, в публику, или, как теперь стали говорить, — к потребителю. Ясно?

У Пашки, который из-за вчерашней передряги опустил ужин и не позавтракал сегодня, закружилась голова от одурманивающего запаха жарившегося мяса, лука, кипящего в котле жирного бульона, от изобилия каких-то иных — крепких и сытных запахов, шедших из многочисленных горшочков и кастрюлек, которыми была уставлена вся плита.

— Ясно, говорю?

— Ясно, — шевельнул Пашка губой и облизался.

Ему казалось невероятным, что на свете может быть столько еды и что есть люди, не знающие голода.

У плиты крутилась юркая, туго подвязанная краснолицая — должно быть от жары — женщина. Она то и дело двигала сковороды и противни, что-то помешивала в кастрюлях, перевертывала куски мяса и румяной рыбы, успевая отвернуться к столу и порезать картошку, а вокруг нее все трещало, шипело, булькало…

— Крутись, Матвеевна! — весело крикнул Евсеич.

За клубами пара блеснула ее белозубая улыбка, а они уже заторопились дальше какими-то коридорчиками, переходами и открыли застекленную дверь.

— Холодный цех! Здесь работает самый занозистый человек на свете, повар-холодник. И зовут его — Сашка-Тяп-Ляп.

— Сам Тяп-Ляп! — прогнусавил маленький сутулый человечек.

— А пока его тут нету, давай, Пашка, поедим у него икры!

— Я вот вам поем! Лучше скажи, чего мне теперь делать с этой икрой: сменщик забыл поставить в холодильник, а такая жара… Шеф хрюкал на меня.

— А какой чудак открыл под вечер такую огромную банку? Это же паюсная икра! Она сегодня пропадет. Погибнет…

— Чего же делать?

— Сдобри маслом растительным — душок отобьет — и давай побольше на буфет, а другие закуски и бутерброды придержи пока.

— Да это-то я знаю! — прогнусавил холодник.

— Знал бы — не спрашивал. Вот натура! А дальше чего?

— Да иди ты, иди!

— Ты не гони, а не то я тебе погоню! Был ты Тяп-Ляп и остался! Проворонишь икру — налетишь рубликов на триста.

— Да ладно, ладно! Сделаю, как ты сказал. Ува-ажу! — гнусаво тянул холодник.

— Уважит! Ты себя уважай, голова! Беги сейчас в зал, перемигнись с официантами — скоро должны прийти — так, мол, и так: налегайте на икру. Пусть предлагают всем — полезная, мол, калорийная и все такое. А нет — шеф высчитает с тебя и не моргнет. — Евсеич повернулся к Пашке: — Это хороший цех. Тут, если с головой работать, можно чудеса делать кулинарные — всякие заливные, фаршированные рыбы, фаршированные куры, всякие муссы, салаты, не говоря о бутербродах, сандвичах, канапе… Да мало ли что тут можно сделать с головой.