Булат Окуджава - Заезжий музыкант [автобиографическая проза]

— Прошу простить меня, — сказал мистер Смит, устроившись в кресле, — я не мистер Смит… Я Джон Глофф.

Иван Иваныч чуть было не вскрикнул, увидев перед собой скандального издателя своего английского диска, однако сдержался и выглядел вполне пристойно.

— К чему же весь этот камуфляж? — спросил, лениво пожав плечами.

— Да видите, какая штука, — сказал гость, — я боялся, что вы не захотите со мной встретиться…

— Почему? — слукавил Иван Иваныч.

— Ну мало ли… У вас обо мне черт знает что болтают: то я агент ЦРУ, то я чуть ли не сотрудник КГБ, — и расхохотался, — а я ни то, ни другое, а просто издатель.

— Ну допустим, — сказал Иван Иваныч, вступая в таинственную сень еще не изведанных западных игр, — допустим. Но с чего это вы вдруг издали пластинку с моими песнями?

— А я люблю ваши песенки, — признался Глофф. — Когда они ко мне попали, я загорелся, я даже не думал о коммерческом успехе, просто загорелся. И издал… Я очень люблю ваши песенки… — И расхохотался. — Я, знаете, привез эти пластинки в Париж, принес их в магазин к Морозову… Морозов? Это директор магазина русской книги. Но он, к сожалению, был в отъезде, а там сидел лишь главный бухгалтер, он послушал, поморщился и говорит: ну разве это искусство? Нет, мы не будем этим торговать. Я еле уговорил его взять две-три пластинки, попробовать… И вдруг распродали! — Он захохотал. — И пошло, пошло… Бухгалтер обалдел… Я люблю ваши песенки, но тут приятное с полезным… Я ведь знаю, как ваш режим к вам относится. И я таким образом воткнул перо вашему режиму, — и захохотал, — это ба-а-альшое удовольствие!.. Вам, конечно, привезли диск? Вам было приятно?

Иван Иваныч рассказал, при каких обстоятельствах он видел пластинку. Глофф похохатывал и потирал руки. Беседа получилась располагающей. Было ощущение давнего знакомства.

— Вы хотели взять интервью? — спросил Иван Иваныч.

— О да, — сказал Глофф, — и в самом деле, — захохотал и вытащил из кармана помятые листки, ручку. — Ну, давайте: над чем вы сейчас работаете?

— Пишу стихи, — недоумевая, сказал Иван Иваныч, — немного прозу.

Глофф почиркал пером как-то уж очень небрежно, из-под очков внимательно оглядел Ивана Иваныча. Образ агента ЦРУ заколебался в сознании.

— Вы меня разглядываете несколько подозрительно, — сказал Глофф, — интересно, о чем вы сейчас думаете? Вы разглядываете меня как-то сверху, будто вы совсем безгрешный человек, ну, может быть, чуть-чуть совсем, — и хохотнул, — а можно ли быть безгрешным в вашей стране?.. Если послушать официальную пропаганду — вы там все непорочные ангелочки, да? А я бяка, да?.. Ну ладно, я вас действительно люблю, у меня никаких задних мыслей.

— Ну уж грехов-то у меня… — присвистнул Иван Иваныч.

— Ладно, — сказал Глофф грустно, — это просто шутка, такая шутка… Но я не агент ЦРУ…

— А как это вы так хорошо знаете русский? — спросил Иван Иваныч, чтобы не усугублять.

Глофф подумал, подумал. Это продолжалось довольно долго. Затем смачно расхохотался и сказал:

— Да потому что я никакой не Глофф… Я Иван Углов из Рязани! — и затрясся от удовольствия, видя перед собой совершенно растерянного собеседника. — Да, да, — выдохнул он, — вот именно. А вы-то думали!..

— Как же это? — промямлил обескураженный Иван Иваныч, и образ агента КГБ замельтешил перед глазами.

— Очень просто, — сказал, перестав смеяться, Углов, — родился в Рязани. Отец был большевиком. Уехали всей семьей в Бессарабию. Началась война. Пришли румыны. Отец в подполье. Я участвую в молодежном движении. Дальше — больше. После войны учусь на инженера. Служу в строительном министерстве. Начинаю постепенно прозревать, ну что-то мне это все не нравится, понимаете? Даже отвратительно, однако ни с кем не делюсь, выкрикиваю лозунги, просто ору на каждом перекрестке… В пятьдесят шестом еду в служебную командировку в Венгрию (слава богу!), а там восстание. Я подумал, подумал и решил махнуть в Канаду, через Лондон. В Лондоне удачно опубликовал несколько технических статей, заработал; думаю: зачем мне в Канаду, когда и здесь хорошо? И остался, вот так.

— И что же теперь?

— Книжечки издаю на русском языке, журнальчик со всякими пикантными историями из вашей жизни, — и вновь хохотнул, — распространяю в Стране Советов, хотя не могу сказать, что это легко… Вот вашу пластиночку…

— Неужели это дает хорошие деньги? — спросил Иван Иваныч, оглядев элегантного Углова.

Тот расхохотался.

— Я, мой дорогой, зарабатываю изданием технических словарей. Это очень ходовой бизнес…

— А книжечки, журнальчики, пластиночки?

— Ну, это хобби, на этом не заработаешь… Зато я таким образом втыкаю перо коммунистам! Чем смешнее, тем лучше. Пусть знают…

Иван Иваныч умолчал о том, что и он член партии. Не хотелось придавать этой однозначной беседе более глубокий смысл. Да и что объяснишь? И тут он вспомнил похождения в России жены Углова и свою роль в этом и покраснел. Он вспомнил всю эту нелепую детективную историю, и чувство вины в который уже раз больно задело его.

— Кстати, — спросил он как бы между прочим, — благополучно ли вернулась ваша жена из России в Лондон?

— Какая жена? — удивился Углов. — У меня нет жены…

— Ну эта, — удивился и Иван Иваныч, — которая приезжала за рукописями всяких диссидентов.

— А-а-а, конечно, — рассмеялся Углов, — ну конечно… Это была не жена, а одна из моих помощниц. Всё в порядке.

— И ее выпустили с набитым чемоданом?

— О да, все в порядке.

— Странно, — промямлил Иван Иваныч, — и ее не досматривали на границе?..

— Бог спас, — расхохотался Углов.

Иван Иваныч был в оцепенении. Тут он вспомнил, как совсем недавно одна итальянская дама вывозила из Москвы роман Солженицына, тайком, конечно. Ну, ее крепко трясли на границе, довели почти до обморока, а потом аккуратно уложили все рукописи в чемодан, как было, и она благополучно пересекла границу. Тогда шел по кухням разговор, что КГБ торгует запрещенными рукописями… И вот теперь эта мистика. Иван Иваныч взглянул на Углова. Тот был элегантен и улыбчив, улыбчив и элегантен. Он подарил Ивану Иванычу настольную зажигалку отличной работы. Иван Иваныч, конечно, умолчал о своей неблаговидной роли в истории с угловской помощницей…

— Неужели вам даже пощупать пластинку не позволили? — спросил Углов. — Ну и анекдот! — И добавил удовлетворенно: — А они меня здорово боятся! Ничего, они еще у меня попляшут… Между прочим, в последнем номере моего журнальчика собраны анекдоты о Брежневе. Крепче насолить невозможно.

Вдруг Ивану Иванычу показалось, что кто-то топчется за дверью.

— Одну минуточку, — сказал он, встал и распахнул дверь.

В коридоре было пусто. Улыбка сошла с лица Углова.