Иван Уксусов - Голодная степь

Горбушин пошутил:

— Приспособления есть… Голова и две руки!

— Благодарю вас! — резко ответила Рип. — А кроме этого оригинального приспособления вы ничего не можете нам предложить?

Горбушин переменил тон:

— Не в том суть дела, товарищ Гулян, кому из нас исправлять фундамент. Он запорот окончательно, и я не приму его, как бы удачно, с вашей точки зрения, он не был исправлен. Неужели я недостаточно ясно говорил об этом вашим руководителям?

— Но почему же не попытаться исправить его? Отклонение от чертежа незначительное, и, если осторожно расширить гнезда для болтов, машина сядет на них, потом можно будет расширенные места залить бетоном, и проблема решена.

— Можно машину посадить на расширенные гнезда. Можно добавочно залить их бетоном. Все можно. Но во время работы тяжелая машина расшатает ваш добавочный бетон, возникнет вибрация, и что мы получим? Машина начнет дрожать и шататься, придется ее с фундамента снимать, фундамент ломать, машину заново перебирать… Зачем делать две работы вместо одной?! Да еще учтите, производство все время будет на простое, пока вы станете возиться с фундаментом и дизелем.

Рип машинально мяла лепестки мака.

— Значит, я должна передать руководству, что приспособлений нет и они не нужны?

— К сожалению, это так.

— До свиданья!

Рип повернулась и уже сделала шаг.

— Минуточку… — подошел к ней Горбушин. — Я обещал вашим администраторам позвонить сегодня ночью в Ленинград. Передайте, пожалуйста, Джабарову, что я изменил это решение. Я сам полечу в Ленинград, чтобы лично доложить дирекции о вашем объекте и найти выход из положения.

Рудена перестала читать, подняла голову, вся слух и внимание. Округлое лицо будто вытянулось, на нем читалось: «Да что ты говоришь, Горбушин?..»

Рип напряженно думала над словами бригадира.

— Мне нетрудно передать… Скажите, вы один туда полетите или с товарищами?

— Они останутся здесь ждать моего возвращения.

— И когда вы отправитесь?

— Эту ночь после большого пути и перед полетом буду отдыхать. В Ташкент выеду завтра в полночь, а на рассвете следующего дня вылечу в Ленинград.

Дальше сдерживаться Рудена не могла. Она шумно перевела дыхание, напомнив Горбушину и Рип о себе.

— Бригадир, если я правильно тебя поняла… ты именно по поводу этого своего решения собираешься увидеться с Джабаровым?

— Да.

— Мы все трое пойдем к нему?

— Об этом договоримся позже.

— Скажи… Почему мы с Шакиром ничего не знаем о твоем новом решении?

— Ты уже знаешь, а Шакир узнает, когда проснется. — Горбушин вновь обратился к Рип: — Если не трудно, скажите Джабарову, что я зайду к нему через час-другой.

— Может быть, вы скажете подробнее о цели полета?

— Пока только одно: она не противоречит интересам хлопкозавода. — Взяв со стола коробку с папиросами, он раскрыл ее, протянул девушке: — Прошу.

— Благодарю. Я не курю. До свиданья!

Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась за дверью на красном крыльце. Рудена проследила за его взглядом, потом начала медленно вставать, обеими руками опираясь о край стола, — испуг и раздражение поднимали ее.

— Никита, что ты наплел этой девчонке?

— Я сказал правду.

— Принял такое ответственное решение без нашего участия?

— Да. Но мы всё обсудим, не волнуйся.

— Не волнуйся!.. Вместо того чтобы спокойно лететь всем вместе — право на нашей стороне, — ты растерялся и начинаешь впадать в панику!

— А техники-механики и не живут без паники, — улыбнулся он.

Рудена закурила, призывая на помощь все свое самообладание. Она знала, что ей нельзя сейчас нервничать, хоть она и получила еще одно доказательство того, что же именно удерживает здесь Горбушина. Эта девчонка!

— Послушай… — старалась она говорить ровным голосом. — Давай подумаем, надо ли тебе действительно туда лететь. Ты серьезно нарушишь трудовую дисциплину, если появишься перед Николаем Дмитриевичем без его разрешения, без вызова. А ведь не было случая, чтобы он кому-нибудь простил самоволку.

— Так же, — подхватил Горбушин, — как не было случая, чтобы он большие вопросы решал с маху, по телефону. Шакир прав: Скуратову вынь да положь самый обстоятельный доклад по объекту. А что я могу ему накричать в телефонную трубку из Средней Азии? Если думать о том, чтобы получить добро на возвращение домой, тогда смысл есть. Но ведь у нас, надеюсь, цель другая? Мы ищем выход из тупика?

— Одна цель! Сказать Скуратову всю правду о здешней ДЭС, ничего не утаив и ничего не прибавив.

— Именно это я и сделаю.

— Тогда давай по телефону! — повысила голос Рудена, опять почувствовав раздражение.

— Но по телефону всего не скажешь. Надо все тщательно обговорить. Как же иначе? Приехали, посмотрели и уехали? Я так работать не умею и тебе не советую. Короче говоря, все трудные вопросы решать буду я, понравится это тебе и Шакиру или нет, дело ваше.

— Ты берешь на себя большую ответственность, Никита. Я боюсь за тебя… Пусть дирекция в Ленинграде соображает, что и как, а мы работяги!

— Благодарю тебя за беспокойство, Рудена… Но для телефонного разговора с начальством я просто не готов… — сказал Горбушин, не видя конца атакам Рудены. — Может, что-то выясню сегодня у Джабарова.

Рудена пошла в сад будить Шакира, чтобы вместе насесть на Никиту, заставить его отказаться от полета. Надо уезжать отсюда как можно скорее, а то еще влюбится в эту самую Гулян…

Горбушин, оставшись наедине, вновь попробовал чертить, но теперь дело совсем не пошло… И все-таки он всматривался в тонкие линии на ватмане.

Неожиданно в доме запела женщина:

Горбушин выглянул из беседки, увидел Марью Илларионовну, гладившую у раскрытого окна. Как интересно: поет про раздольную русскую степь, а живет в великой Голодной, охватившей десять тысяч квадратных километров — юг Казахстана и северо-запад Узбекской республики… Представив себе этот простор, он невольно задумался: если все эти земли освободить от соли и засеять хлопчатником, сколько прибавится одежды человечеству?

Интерес к Средней Азии Горбушин впервые почувствовал, читая сказки Шехеразады, потом отец, в свое время закончивший Петроградский университет, много говорил о ней, разжигая любопытство мальчишки. Отец называл Среднюю Азию перевалочной базой многочисленных древних народов, рассказывал об исследованиях выдающихся русских ученых — Пржевальского, Семенова-Тян-Шанского, Ламанского, Берга, Докучаева. И это он, отец, узнав месяц назад о предстоящей командировке сына, дал ему прочесть книгу о Средней Азии. Там были географические и исторические сведения, описывалась флора и фауна.