Василий Шурыгин - Октябрьские зарницы. Девичье поле

Развязали, коня подали. Сел бывший князек и… ни разу не оглянулся, гнус.

— Зря коня отдали! — выкрикнул кто-то из толпы.

— Я был такого же мнения, да вот главнокомандующий распорядился. — Вордак взглянул на Северьянова. В глазах у него запрыгали веселые синие огоньки. Из толпы опять, перекрывая разноголосый тихий говор:

— Этот князек любого из нас в ложке утопит.

— Паразит! — поддержал с расстановкой однорукий фронтовик в захлюстанной шинели. — В одном полку я с ним служил. Бывало, начнет тебя в грудь наганом бить, аж патроны из барабана сыплются.

— Несут! — взорвалось над толпой.

— Ступу прут!

— Молодцы! — подхватил живо Вордак. — Это ж такая трибуна, закачаешься.

— Действительно закачаешься, — улыбнулся Северьянов.

Василь сиял. Он заставил хозяина хибарки, своего приятеля, нести стол, сам взвалил себе на плечо в сенях березовую ступу. Слепогин тащил две скамьи. Шествие замыкала детвора, за которой топали две старухи.

Когда стол, скамьи и обернутая дном вверх ступа очутились в горячем кольце бывших фронтовиков и всё прибывавших крестьян села Красноборья, Стругов несмело подошел к столу и снял папаху.

— Прошу наметить президиум данного митинга!

— Стругов!

— Северьянов!

— Вордак!

— Ковригин!

— Силантия Маркова!

— Братцы, какой я фронтовик?

— Ладно, не чинись, двое сынов на фронте.

— Есть еще кандидаты?

— Хватит!

Избранный единогласно президиум быстро распределил роли. Ковригин уселся с желтым листом оберточной бумаги, свернутым вчетверо. Стругову очистили председательское место.

Толпа перед зданием волостного правления быстро росла.

Когда Стругов объявил митинг открытым, половина площади была уже заполнена народом.

— Данному нашему первому митингу, — не спеша заговорил Стругов, — предлагаются такие вопросы: первое — о волостной ячейке сочувствующих большевикам и о создании при ней военно-революционного отряда; второе — избрание волревкома и о проведении во всех деревнях выборов в волостной Совет крестьянских депутатов. Есть ли еще какие у кого вопросы? Нет… Тогда, кто за повестку, прошу поднять руки!

Поднимали руки все, даже ребятишки, забравшиеся на прясла.

— Слово предоставляется товарищу Северьянову, пустокопаньскому учителю.

Красноборцы жадно глотали новые для них слова: «ячейка сочувствующих большевикам», «волревком», «военно-революционный отряд», «Совет крестьянских депутатов».

И в ответ на неслыханные на этой площади слова отдавалось:

— Вот это, брат, наша власть!

— Не чета той, что с Куракиным чай пьет!

— Слышь-ка, помещичью землю и луга безвозмездно в мужицкие руки!

— Да это ж солдаты с фронту! Они знают, какая теперь власть нужна!

Кто-то комментировал речь оратора:

— Труженик-крестьянин сочувствует нашей программе.

— Верно!

— Мы, рабочие и крестьяне, справимся с делами без помещиков и капиталистов!

— Справедливо!

И опять тихая сочувственная разноголосица:

— Пусть сам князь с этими керенками до ветру ходит!

— Слышь-ка, военно-революционный отряд!

— Подожди, дай послушать, что новая власть продиктует!

— Правильно! Сноп без перевясла — солома, так и народ без начальства!

— Кто сочувствует и может держать в руках оружие, вступай в отряд!.. Ясное дело: кто не с нами, тот против нас!

— Хватит дезертирам в банды собираться.

— Правильно! — густо разлилось по толпе. — Мы за твердую власть, но за рабочую, за крестьянскую!

Когда Северьянов закончил свою речь по первому вопросу, вперед вышел молодой человек в короткой нерусской шинели голубого цвета, в лаптях с новыми оборами, закрученными крест-накрест по рыжеватым онучам. На голове вместо фуражки — густая копна черных, как деготь, волос.

— Я есть военнопленный… Словен. Юзеф Лаврентьич. Можно мне ваш отряд?

Северьянов, стоявший не очень твердо на ступе, обернулся. Вордак одобрительно кивнул головой. Стругов вперил испытующие свои глаза в военнопленного.

— Только у мене нет винтовка! — упавшим голосом и краснея признался Юзеф Лаврентьич. — Я работаю в имении.

— Оружие найдем! — перебил его весело Вордак, сдвигая папаху на лоб.

Из толпы выступил высокий парень в шинели с черными петлицами.

— Мы с ним из Березок, — кивнул он на военнопленного и положил исписанный листок перед Ковригиным — заявление о приеме в Красноборскую ячейку сочувствующих большевикам.

— Винтовка есть? — спросил тихо Ковригин парня из Березок.

— Есть карабин.

У стола стали подстраиваться в затылок друг другу желавшие вступить в военно-революционный отряд и в ячейку. Стругов сказал что-то Вордаку. Вордак передал его слова Силантию. Поглаживая ладонью черный ком своей бороды, Силантий шепотом передал словесную эстафету Ковригину.

— Товарищи, президиум предлагает, чтобы не задерживать докладчика целый час на ступе, запись производить после решения по второму вопросу.

Передние ряды колыхнулись:

— Правильно! Повремени!

— Которые стоят в очереди, — возразил, улыбаясь, Северьянов, — те пусть запишутся. За эти минуты я в обморок не упаду.

Ковригин начал записывать стоявших у стола. Кое-кто из ожидавших своей очереди недоверчиво посматривал на его офицерскую шинель. Это те, которые не знали, что отца Ковригина в деревне называли бессменным поповским батраком.

Поп был либерал, и, когда Петр Ковригин окончил двухклассное училище с похвальным листом, он помог сыну своего батрака поступить в учительскую семинарию. По окончании учительской семинарии Ковригин попал в школу прапорщиков, а через четыре месяца с полуротой солдат был отправлен на фронт.

После тяжелого ранения в последнем наступлении, организованном Керенским, лечился в госпитале, много передумал там и пришел к твердому убеждению, что только большевики указывают правильный выход из того тяжелого положения, в котором очутился тогда русский народ в результате навязанной и ненужной ему войны.

— По второму вопросу, — начал Северьянов, после того как Ковригин записал последнего, — тоже много говорить не приходится. Вы все знаете: собрание уполномоченных волземства отвергло нашу резолюцию, подтверждающую право сороколетовцев и пустокопаньцев на стога сена, скошенного и сгребенного ими на куракинских лугах. Что отсюда вытекает? Отсюда вытекает, что в Красноборской волости нет революционной власти.

— Какая там революционная? Что хотят богачи, то и творят. Где покос отведут — там и коси.

Кто-то во все горло гаркнул из середины толпы:

— На вожжах и лошадь умна! Чего расшумелись?

Когда утихли возгласы, Северьянов продолжал:

— В Совет крестьянских депутатов надо выбрать таких товарищей, которых никакими пряниками не перетянут на свою сторону ни князь Куракин, ни кулачье вроде братьев Орловых, то есть людей твердых и верных, неподкупных и смелых, и чтоб они умели правильно разъяснять нашу рабоче-крестьянскую политику! — Северьянов привел известные почти всем собравшимся примеры пресмыкательства красноборских членов управы перед Орловыми и князем Куракиным. Дальше его речь походила скорее на оживленный крепкими, выразительными словечками диалог между ним и толпой.