Владимир Чекменев - Оторвановские новости

Председатель колхоза Подшивалов пришел к нему в кладовую и заявил:

— Если не бросишь пьянствовать — попру из кладовщиков.

На это Никита сказал:

— Пью не в рабочее время. Колхозное добро берегу, не ворую. Обязанности свои выполняю. Не имеешь права выгонять.

— Нет, имею. В клубе вечерами хулиганишь? Хулиганишь. Какой пример подаешь молодежи? Мне такой кладовщик не нужен. В милицию захотел? Могу удружить.

— Не пугай, председатель. Ты мне в сыновья годишься, а разговариваешь, будто со своим сыном.

— Не допускай, чтобы с тобой так разговаривали. Не доводи до этого. — Подшивалов помолчал и заговорил мягче: —Что с тобой творится, Никита Христофорыч? В молодости, говорят, не хулиганил, а сейчас взялся. Может, из-за Лариски расстраиваешься? Зря. Легче от этого не станет.

— Ты Лариску не трогай, — прервал председателя Моторин. — Не дурней она других, не пропадет.

— Я не говорю, что пропадет. Тебе помочь хочу. Не пей так часто. Не сквернословь. А я присмотрю за нашими ребятами, дознаюсь, кто Лариску обманул. Может, и женим их тогда.

— Я и без твоей помощи дознаюсь, — сказал Никита. — Я ему, в деда мать, сопатку набок сверну, ни одна девка не глянет на него.

— Ну-у, ты тоже… Сопатку набок. За это знаешь чего бывает? С дури бугаи рога ломают. Выбрось это из головы, не дури.

Как-то раз в правлении колхоза молоковоз Батюня рассказал мужчинам про хитрую женщину, которая согрешила с кем-то и пыталась навязаться в жены парню. А тот парень тоже оказался неглупым и обвел хитрушку вокруг пальца.

Кто-то возразил рассказчику:

— Набрехал ты. Не бывает так. Анекдот это, а не случай.

— Сам ты анекдот! — защищался Батюня. — Было такое! Не со мной, конечно, но было. Но быват. Все быват. За примером ходить далеко не надо. У Лариски Моториной живот как на дрожжах подходит. Так она, Лариска, любого рада сейчас окрутить, да нет у нас дураков. Замусолили девку…

Буквально за несколько секунд до последних слов в правление вошел Никита Моторин. Время было вечернее, он только что выпил у бабки Апроськи самогонки и собирался после правления зайти к ней еще. Мужчины увлеклись Батюниными рассказами, и не все обратили внимание на приход Никиты. Батюня не видел его. А когда увидел, было уже поздно. Моторин сцапал Батюню, как коршун цыпленка, стукнул его о стену и выпихнул в полуоткрытое окно. Зазвенели стекла. Мужики оттеснили Никиту к кабинету председателя. Моторин махнул кулаками, очищая себе дорогу' к выходу, начал бить всех подряд. Его повалили, связали руки чересседельником, ноги спутали обрывком веревки. Но до этого Никита успел вышибить дверь председательского кабинета, повалил сейф с документами и кое-кому расквасил носы. Он лежал на полу молча. Отдышался, подал голос:

— Развяжите.

Мужчины посоветовались, решили не развязывать.

— Кому сказал! — припугнул Моторин. — Как дам вот — улетите!..

— Не угрожай, Христофорыч, — сказал зоотехник Прицепов. — Лежи смирно, до председателя не развяжем.

Прибежал председатель, всплеснул руками, глядя на беспорядок в правлении, и с тревогой спросил мужчин:

— Батюня живой?

— Живой, — ответили ему. — Лицо только стеклом порезал и кой-где ушибы…

— Чуть правление не разнес, — сказал Подшивалов, подходя ближе к Никите. — Сбесился бугай! Говорил тебе, поменьше лохчи самогонку… Трезвый — самый спокойный мужик в Оторвановке, а пьяный — хулиган… Припаяют теперь года три, будешь знать…

Но в тюрьму Никиту не посадили. Отделался пятнадцатью сутками ареста. Отбыв наказание, Моторин долго ходил угрюмый, молчаливый. Однако, после того как Лариса родила Алешку, он вдруг повеселел, то и дело брал маленького на руки и говорил Анисье:

— Гляди, мать, какой бутуз растет. Весь в нас, в Моториных!

Последнее время Никита стал примечать, что Лариса каждое утро в одно и то же время берет Алешку, подходит с ним к одному и тому же окну и чего-то ждет. А сегодня она кому-то испуганно замахала рукой, когда Никита скрипнул дверью комнаты. Впечатление такое, будто Лариса показывала в окно Алешку, а потом испугалась скрипа и торопливо дала знак — дескать, уходи скорей. Моторин сделал вид, что ничего не заметил, вернулся на кухню, глянул в окно и увидел комбайнера Сергея Пахарева. Кроме него, на улице никого не было. Выходит она показывала Алешку Сергею? Но что за надобность? А если?.. Нет, чепуха! Пахарев на десять лет старше Ларисы, и семья у него: жена и дочка. Показалось Никите. А вдруг не показалось? Ведь не секрет, что жена Сергея на глазах тает, и ей давно не до любви. Не секрет. Мужик есть мужик, затосковал без бабьей ласки. Но Лариса тут ни при чем, не будет она с женатым канителиться. А вдруг?.. Моторин вздохнул. Ладно, поживем — увидим. Понаблюдаем. Не он будет Никита, если не распутает эту запутанную историю.

Моторин сидел на чурбачке, чинил сбрую и мысленно ругал себя за драку в правлении колхоза. Сроду не дебоширил никогда, а тут вспыхнул, разгорелся. Хорошо, что всего пятнадцать суток дали. Легким испугом отделался. Могло быть и хуже. Из кладовщиков кшикнули. Подшивалов отстранил его от этой должности вскоре после отсидки в милиции. Так прямо и заявил: «Не могу, Никита Христофорыч, оставить тебя кладовщиком, хотя и не расхититель ты. Иди в сбруйщики, самая работа для хулигана…»

Обидно, но пошел Никита в сбруйщики. Свободного времени хоть отбавляй. Утром сбрую выдашь, вечером примешь. А с утра до вечера куда время девать? Не может Никита без дела слоняться. Сказал об этом Подшивалову. А тот улыбается: «Ничего, Моторин, это тебе своего рода общественное наказание. Будешь знать, как хулиганить…»

Дверной проем сбруйной кто-то заслонил. Никита поднял голову и увидел молоковоза Батюню, который в растерянности оглядывался по сторонам и молчал.

— Тебе чего? — нахмурился Моторин.

— Да это… — засуетился вошедший. — Уздечка вот… оборвалась, стерва. Это само… другую бы.

— Уздечка — стерва, — недовольно пробормотал Никита. — Какая же она стерва? Ругаться и то как следует не умеешь. Напраслину только городить мастер…

— Да ведь… нечаянно я тогда сочинил. Не хотел, а оно получилось. Нечистый надоумил. Давай мириться, Никита Христофорыч. Не век же нам дуться друг на дружку. Ты меня вон как в окно-то… как футбол кинул. Но я ничего. С кем не быват… Давай мириться, чего там… С кем не быват…

Моторин засопел, усиленно начал ковырять шилом хомут, потом бросил его, вытащил из кармана пачку папирос.

— Вот как дам, узнаешь… Наплел… Через тебя пятнадцать суток схватил и в сбруйную сослали. Как дам вот — улетишь… Краснобай чертов. Если хошь знать правду, сроду и не была Лариска беременная. Анисья родила Алешку, а ты мою дочь позорил. Мы с Анисьей смастерили ребенка. Понятно? А Лариса нас, стариков, хотела от насмешек уберечь, вот и распустила слух, что ее Алешка. Вот и ухаживает за ребенком, как за своим. Не надо было нам соглашаться. с выдумкой дочери, а мы согласились, оглобли старые. Вот она правда. А ты наплел…