Евгений Грязнов - Там, где рождаются молнии

Василия Дмитриева можно видеть и в учебных классах, где он вместе со своими помощниками-активистами проводит или конкурс на лучшего специалиста, или техническую викторину. Часто бывает он и в спортгородке, где выступал то главным арбитром соревнований, то в составе футбольной команды, то волейбольной. К его мнению воины прислушивались и тут зная, что их замполит — кандидат в мастера спорта.

Вечером лейтенанта можно встретить в ленинской комнате подразделения. То он беседу о традициях части проводит, то вместе с младшим сержантом Е. Пономаренко организует репетицию кружка художественной самодеятельности. Кстати, и мелодию песни «Я — оператор» воины написали сами.

…Ночью, когда городок локаторщиков окутывает бархатная южная тьма, еще долго светится окно квартиры лейтенанта Дмитриева.

— Замполит-то наш еще не спит, — с уважением произнесет при смене один патрульный другому.

— Говорят, к нему невеста скоро приезжает, — замечает второй, — красивая, наверное…

— Да, за такого первейшая красавица пойдет. И видный из себя, и богатой души человек…

В дивизион приехал проверяющий. «Для проверки и оказания помощи», — сообщил командир.

В тот же день, еще не зная фамилии гостя, старший лейтенант Зима тоном, не допускающим возражений, заявил:

— Знаем мы эту помощь. Она будет потом, в приказе. Так что, ребята, держись… Кто как, а я в добрых проверяющих не верю…

Вот ведь человек. Скажет — будто холодом обдаст.

И словечки-то любимые у него: «не верю», «сомневаюсь»… Да и фамилия чего стоит — Зима. Помню, знакомлюсь с ним, а он мне:

— Позагорать, значит, прибыл? Не рассчитывай. Я в отпуск домой ездил, пошел купаться — все ахнули: откуда, мол, такой? Лицо чернее, чем у эфиопа, а тело — белее снега. Откуда знать им, что дежурство мы несем не в купальных костюмах. А дежурством, как говорится, нас ни бог, ни начальство не обошли. Так что сомневаюсь я, что в скором времени не подашь рапорт с просьбой перевести куда-нибудь в тень дубрав, туда, где «соловей — российский звонкий птах начинает песнь свою со свистом…»

— Свист я уже слышу. А приехал я сюда не загорать, а службу нести…

— Вот как. А я-то сомневался… Давай-давай…

Так мы и познакомились с Зимой. Иван мне и после проходу не давал, при случае старался подзадеть. Хорошо еще о моих поэтических упражнениях не догадывался.

На первых порах моя офицерская жизнь началась не так, как я ее представлял в училище. Конечно, разговоров среди курсантов о романтике службы на дальних «точках» хватало. Я представлял себе, как поведу своих подчиненных, пробивая пургу или преодолевая горные кручи, на орлиные высоты. Представлял службу в любом краю, но никогда всерьез почему-то не задумывался о том, что попаду в пески.

Да, о пустыне я и не помышлял. А зря: глядишь, и все же настроился бы на встречу с ней. Приехал в подразделение осенью. Вокруг — огромная серая равнина. Холодный ветер пронизывает до костей. Неприветливо, неуютно.

Тоскливо было у меня на душе, когда я представлялся командиру дивизиона, низкорослому, плечистому человеку со светлыми, словно выцветшими на солнце, пшеничными бровями и выгоревшими от зноя просветами на майорских погонах. Он слушал мой рассказ о жизни в училище внимательно, не перебивая, вопросы задавал коротко, скупо отвешивая слова. Побеседовав со мной, повел на объекты. К станции наведения ракет мы шли напрямик, по целине: он — в сапогах, я — в щегольских ботиночках. По-волжски окая, командир говорил:

— Офицером наведения вам пока рановато. Поэтому смирите гордыню, поработайте техником. Познакомьтесь поближе с операторами, присмотритесь, как Зима работает…

«Опять — Зима. Ну уж на поклон я к нему не пойду, — решил я. — Слишком много чести». У меня еще не выветрился разговор с ним у проходной при первой встрече.

Командир, взглянув на мое сердитое лицо, усмехнулся. Склонившись над колеей, набрал полную пригоршню песка. Растопырив пальцы, медленно пересыпал ее в другую ладонь.

— Холодно в пустыне, а песок теплый. — Майор отсыпал мне песку. Я не понимал, к чему клонит командир, а он задумчиво продолжал: —Так и некоторые люди. Внутри теплым тепло, а снаружи они кажутся холодными. — Неожиданно майор улыбнулся. Хорошая была у него улыбка, заразительная. Потом, будто спохватившись, что наговорил много всяких красивостей, твердо произнес: — Ну что ж, лейтенант. Желаю удачи…

И пошли будни, очень похожие друг на друга. И оттого, что свое законное место офицера наведения я занимал лишь изредка, барометр моего настроения все время показывал «пасмурно».

Вот так и жил я: на службе, находясь под прицелом иронических взглядов Зимы, а в гостинице, куда меня временно поселили, мучаясь над вопросом, как достать цветы к приезду моей Любаши. Где взять их, если вокруг — одни пески… Иван Зима — тот, по-моему, меня и за офицера пока не считал. Помнится, на первой тренировке принял я на экране отметку от стаи гусей за самолет «противника». После Зима в кругу друзей стал рассказывать, что у одного знакомого с детства страсть пасти гусей. И с тех пор, мол, пасет он их где только может. Один раз, говорят, даже пытался использовать для этого современную радиоэлектронную аппаратуру.

Сам Иван, надо отдать ему должное, работал как бог. Солдаты за консультацией только к нему и обращались. Ну, а я грешным делом пристроюсь где-нибудь за электронным шкафом, ковыряюсь с отверткой, будто бы страшно занят делом, а сам слушаю, как просто отвечает Зима на самые сложные вопросы. Однажды и не заметил, как заслушался. Отвертку выронил. Иван заглянул за блок, увидел меня — а я спохватился, опять за отвертку. Прищурился Зима и спрашивает:

— Уж не ракетный ли лук вы здесь изобретаете? Чтобы, значит, ракетами из него пулять без всяких затрат электроэнергии?.. Только сомневаюсь я…

Операторы улыбаются. А Иван им:

— Помню, когда я в десятом классе еще учился, поселился рядом с нашим домом изобретатель один. Тот, правда, по линии фотографии решил пойти. Отпечатает свое изображение в нескольких экземплярах, слегка окунет в закрепитель и девушкам рассылает. А надписывал он всем одинаково: «Милой голубке от голубка». Получит девушка такой снимок, а через некоторое время глядит: нет изображения, одна подпись осталась. Вот и слетелись как-то голубки к своему голубку, обиделись, значит, что изображение пропало со снимка, а увидеть-то любимое лицо хочется…

Я не утерпел, хлопнул дверью. Когда уже на улице стоял, услышал, как хохотали в кабине…

А вот теперь приехал к нам полковник из округа. Поскольку дивизионная гостиница состояла из одной комнаты, то в мой «люкс» поставили койку и для проверяющего. Я побаивался, что он станет первым делом расспрашивать меня о настроении. А вместо этого услышал: